Михаил Шевелёв - От первого лица

— Мне надо постричься сначала, я в Москве не успела, я в такой суете собиралась, ты не представляешь, это был настоящий mess.

В дверь номера негромко постучали.

Пока я шел к двери, у меня перед глазами стояла Маша, побледневшая, зажавшая рот рукой, в глазах — ужас. Но от себя я такого не ожидал. Вдруг я стал как компьютер… Сколько, думаю, их может быть? Двое, трое? Дверь будут ломать? С какой стороны лучше встать? Не больше трех, скорее всего, не станут же они табуном ходить… ломать, конечно, ничего они не будут… дверь открывается внутрь, значит, встать надо справа… бить не рукой, а ногой, на уровне колена, как учили — это самое уязвимое место.

Ну, думал — это громко сказано, скорее, чувствовал. И чувство это было — слепая ярость.

Постучали вновь, уже громче, решительнее.

— Who`s there?

— It`s room service, sir, with the compliment of the house.

— Just stick it under the door.

— Cannot, it`s a bottle.

— Then leave it by the door, I`ll pick it up later.

Послышались удаляющиеся шаги и скрип тележки. Я выждал пару минут и открыл дверь. Пустой коридор, у порога — поднос, на нем бутылка вина и открытка — Holiday Inn поздравляет вас с правильным выбором, желает счастливого пребывания, оставайтесь с нами…

Спасибо, конечно, большое, но не останемся. Что-то мне здесь разонравилось.

— Маша, собирайся, поехали отсюда.

— Как? Куда?

— Есть одно место. Там будет лучше. Надеюсь. Здесь мне не нравится. Сервис навязчивый. И вино принесли дешевое. Govno, как ты выражаешься.

Я поймал себя на том, что говорю спокойно, но не могу произнести длинную фразу. Сердце билось сильно, перед глазами туман. От страха, похожего на который я не испытывал никогда. Ладно, думаю. Запомним это ощущение. Рассчитаемся.

Есть, конечно, нервные занятия — прогуляться, например, по Восточному Бронксу в одиночку часа в три ночи или перейти Ниагару вброд — но кто не планировал впервые известить собственную мать о том, что собирается жениться, тот по-настоящему в жизни не переживал.

Как, думаю, это делается? Надо ей сразу все сказать — или выждать, для начала пусть познакомятся, чай, что ли, вместе попьют? Нет, это все-таки будет как-то неестественно.

А так, значит, нормально? Здравствуй, мама, это Маша, знакомься, мы решили пожениться, извини, что не предупредили заранее, мы тут сегодня встретились, давно не виделись, и вот… тоже бред получается. Я, между прочим, собственную мать хорошо знаю: а как, Маша, на это смотрят ваши родители? — вот что она первым делом спросит. И что нам отвечать?

Маша, смотрю, тоже нервничает. В такси она все время в зеркало смотрелась, даже не разговаривала почти.

Не переживай, говорю, мать хорошая. В конце концов, все равно надо было бы это когда-нибудь сделать, верно ведь? Кстати, чуть не забыл, там есть еще один экзаменатор — Бинго, он бернская овчарка. Ты собак не боишься?

Нет, отвечает, не боюсь, но я совсем нестриженая, так нельзя.

Ну и слава богу, думаю, если это сейчас твоя главная проблема.

— Meet Masha, mom. Masha, this is my mom Julia.

— Мне кажется, — сказала Джулия, — что Маше удобнее будет называть меня Юлей. Вы голодные?

— Как собаки.

Это не я сказал, я даже рта не успел открыть.

— Отлично, — ответила мама, — все готово.

— Ты ей понравилась, — шепнул я Маше, пока шли из прихожей в гостиную, — в этом доме не всех кормят.

— Не то чтобы я очень старалась, — отвечает, — just hungry.

— Ладно, давай тогда сначала поужинаем спокойно, а потом я ей объявлю, ок?

— Хорошо.

— Только перед тем, как сядем за стол, я хочу еще раз посмотреть там одно место в этом видео. Одна мысль у меня сейчас появилась, может, она и дурацкая, а может, нет. Ничего, если я вас оставлю вдвоем минут на пятнадцать? Справишься?

— Давай, и можешь не суетиться. Наоборот, нам без тебя будет легче.

— Молодец ты у меня.

— Ты у меня тоже.

Я поднялся к себе на второй этаж, включил компьютер и понял, что не помню код доступа. Один, четыре, семь, три, семь… или шесть… а дальше вообще тьма… никаких следов. Идти вниз было лень, поэтому я просто погромче крикнул:

— Маша, напомни мне код, пожалуйста!

Оживленный разговор в гостиной затих.

— Сейчас, — крикнула Маша в ответ, — я сама не помню… секунду… сейчас посмотрю! Ага, есть… сто сорок семь, тридцать шесть, восемьдесят пять.

Следом из гостиной донесся какой-то странный звук, похожий на вскрик. Бинго, думаю, ленивая скотина, разлегся в ногах, и Маша на него случайно наступила.

…все это любопытно, молодой человек, и даже, возможно, правда, — сказал сенатор Сандерс, — но я не знаю, чем вам помочь. Во-первых, это голословные, ничем и никем не подтвержденные утверждения. С юридической точки зрения, они ничтожны. Во-вторых, даже если они хоть в какой-то мере соответствуют действительности, в отсутствии свидетеля, готового лично подтвердить свои показания в суде… — вы сами все понимаете.

На этом, мне кажется, нашу встречу стоит завершить. В любом случае, вы очень правильно сделали, что обратились ко мне. Если и как только у вас появятся какие-то более весомые доказательства, буду рад вас выслушать. Кстати, еще раз спасибо, Дэвид, за ваши усилия в ходе моей предвыборной кампании, меня информировали мои сотрудники о вашей лояльности и усердии.

Во-первых, думаю, про несостоятельность этих свидетельств я недавно уже слышал. Из совсем другого источника, но тоже заслуживающего

доверия. А, во-вторых, не для того я сутки колотился лбом об твой секретариат, чтобы выслушивать твои благодарности. За участие в кампании, кстати, которую ты блистательно провалил, и вот мы теперь тут… ладно, сейчас не об этом.

— Что вы скажете, сенатор, если я представлю живого свидетеля?

— Если? Или он у вас есть?

— Будет. Если вы согласитесь на некоторые условия.

— Я не очень люблю, когда мне диктуют.

— Это не торг. И я не диктую. Но есть ситуации, в которых я не могу рисковать. И вы бы, кстати, не стали, окажись на моем месте. Чего я вам от всей души не желаю.

— Говорите.

Зря я все-таки его проклинал, наверное. Старик оказался совсем не такой педант и размазня, как мне казалось сначала. Когда я перешел к делу, вдруг куда-то делись все эти манеры университетского профессора — рассеянный взгляд из-под очков, витиеватость выражений, подчеркнутая мягкость. Передо мной сидел довольно жесткий, очень сосредоточенный человек, по которому было видно, что жизнь, проведенная в вашингтонском политическом зверинце, многому его научила.

— Мне понадобится примерно месяц, чтобы все устроить, — сказал сенатор Сандерс, когда я закончил. — Можно было бы и быстрее, но тогда мне придется слишком многих посвятить в суть дела, а это увеличивает риски. Охрану вы на это время получите. Не за счет налогоплательщика. Считайте это продолжением моей кампании.