Инна Булгакова - Крепость Ангела

— И правда, — согласился Петр охотно. — Сдуру. Нервы, Родя, стали ни к черту.

— После общения с графом Калиостро? — незамысловато пошутил я; Петр отвел взгляд, уставился на липу за окном; что-то тут кроется, за этой космополитической болтовней и родословной трескотней; но пока что поймать его не на чем.

— Тебе тоже фотокарточку фрески подарил?

— Да.

— Значит, вы с ним в России виделись?

— А как же. Принимали на Восстания, русское гостеприимство по высшему разряду. Он и с тобой желал познакомиться.

— Со мной?

— Вы ж родственники. Но тебя в Москве не было.

Я даже удивился: никак граф Калиостро для меня с родственником не ассоциировался.

— Да, я приехал четвертого сентября, в день смерти Марьи Павловны.

— Паоло прислал телеграмму с соболезнованием.

— А после смерти Всеволода не прислал?

— Он в курсе, — сообщил Петр после паузы. — Я лично ему звонил.

— Оживленные отношения вы поддерживаете.

— Ты намекаешь, будто Паоло тут всех поотравил, чтоб тебе наследство досталось? — огрызнулся Петр; его обычная манера — «резать правду-матку», но ускользающий взгляд лукав; вдруг засобирался в Москву.

Я пошел проводить его до проселка, до машины. В редеющей чащобе сквозила тайна. «Видишь куст?» Красноватые, пышные еще заросли. Вдруг в глубине мелькнуло белое пятно… нет, не рука — бледная поганка выросла на могиле… нет, могила его неизвестна. «Видишь кустик?» Петр остановился, содрогнувшись. «Ты здесь нашел?» — «Да». Он обернулся бледным лицом, уточнил недоверчиво: «И побежал в дом за фонариком?» — «Было очень темно, ощущалось чье-то присутствие». — «Мертвого?» — «Живого». — «Ты знаешь кого?» — «Кажется, знаю. Нет, пока не расспрашивай». Мы зашагали быстро, молча. По выходе из аллейки — беспечные голоса, смех. Доктор и Лара. «Пришел звать вас на пирог с грибами!» — закричал старик.

До больницы мы доехали на машине Петра, а при въезде в Опочку чуть не столкнулись со Степой, всей компанией ввалились в желтую хижину дяди Аркаши (оба друга приняли приглашение охотно). Да хватит ли на всех пирога? Хватит, хватит! Старик притащил целый противень и разлил душистый бульон по чашкам.

— А я и не знала, что вы умеете так вкусно готовить, — заметила Лара.

— Мне помогала одна сестричка.

— У вас тут рай земной, — констатировал задерганный Степа после первого стакана чая с малиновым вареньем.

— В сумасшедшем доме, — усмехнулся я.

— Да разве тут…

— Психоневрологический стационар, — подхватил Аркадий Васильевич. — Милости просим. — И жизнерадостно рассмеялся; никто его не поддержал; и он продолжал лукаво: — Иностранец, дворянский родственник Родиона Петровича, не побрезговал, по палатам прошелся, с больными познакомился.

— Небось фотографировал? — уточнил я с иронией.

— И фотографировал… Кстати, интересное наблюдение, — перескочил болтливый старик на другую тему. — При научном атеизме народ был сдвинут на техническом прогрессе: тарелочки, роботы, космические пришельцы… Теперь — сплошь мистика, возврат к дремучим суевериям («архаизация бреда» — медицинский термин): ведьмы, колдуны, ангелы, демоны… У нас даже свой сатана есть, клянусь!

Лара засмеялась.

— Потрясающе! Надо бы взглянуть… Синьора это заинтересовало?

— Чрезвычайно. Сам он человек широко эрудированный, владеет пропастью языков, латынь знает лучше меня. Да, представьте! Мы сцепились по поводу названия одной редкой травки — и он оказался прав.

— Какой травки? — встрепенулся Степа. — Болиголова?

Доктор заговорил со сдержанным достоинством:

— Господа-товарищи, когда-то я действительно увлекался экспериментами в области флоры. Но после одного прискорбного случая эти занятия бросил.

Я сказал:

— А помните, кто-то у вас травку снотворную просил?

— Абсолютно безобидное средство: молодые листики березы и крапивы — от бессонницы. Вот и Ларочка пользуется иногда. Я с ядами покончил.

— После какого прискорбного случая? — уточнил Петр.

— Родион Петрович в курсе. Это семейная тайна.

Все взгляды обратились на меня. Мне обрыдли семейные тайны, как родовое проклятие (слова доктора), которое силишься отряхнуть и очнуться ото сна.

— Тридцать лет назад Аркадий Васильевич вот в этой комнате принимал гостей: Марью Павловну с мужем и родителей Лары. Кто-то из них позаимствовал из его лаборатории раствор с болиголовом.

— Которым был отравлен Евгений? — завопил Степа в чрезвычайном возбуждении, а Петр подхватил:

— Отравлен? Нашли его тело?

— Не нашли, — ответил я. — Не перебивайте.

— Так откуда известно, что он отравлен?

— Тринадцатого сентября на поминках доктор пронаблюдал у Жени симптомы отравления.

— Такой вы, значит, наблюдатель, а?

— Нет, нет, — испугался доктор, — я не ручаюсь… мало ли как человек напивается. Но вот когда Родион Петрович заострил мое внимание на исчезновении трупа…

— Господи! — простонал Петр. — Что творится в этом райском уголке! Ведь если его отравили тогда за поминальным столом… ведь, кроме нас, там никого не было!

Пауза упала, «как на плаху голова казненного». Наконец Степа проронил глухо, глядя на свой стакан:

— С чем чай?

— Со смородиновым листом и мятой, — ответил осторожно доктор; художницу, кажется, это все забавляло.

— Кто у вас украл яд? — продолжал допрос управляющий.

— Митенька.

— Какой еще Митенька?

— Муж Марьи Павловны, — пояснил я. — Аркадий Васильевич, вы упомянули, что хранили свои настойки…

— Да, да, в этой комнате. — Он указал на узкую дверь напротив входной. — Там теперь ничего такого нет… — Я поднялся и открыл дверь, доктор подскочил. — Видите, ничего!

Небольшое помещение с одним окном, диван, столик, стул в углу — напоминает больничную палату. Я подошел к желтому шкафу — шифоньеру, сказали бы тридцать лет назад, — какая-то одежда, больничные халаты…

— Говорю же, ничего.

Действительно, «ничего такого», вот только тот самый запах, слабый, почти неслышный аромат, который вдруг улетучился, как несбывшиеся надежды юности, — действующие лица протиснулись за доктором в комнату и вспугнули воздух.

— Здесь кто-нибудь живет?

— Нет. Иногда один пациент ночует — я его взял под личное наблюдение.

— Редкое заболевание?

— Да нет… некоторые симптомы фобии.

Мы вернулись в большую комнату к самовару.

— Как произошло похищение яда — расскажите.

Старик печально улыбнулся.

— Язык у меня, как вы, должно быть, заметили, длинный. Я лечил Марьюшку…

— От чего?

— Переутомление, малокровие… травами. О них и зашла речь… ну, похвастался, показал. Гости, естественно, заинтересовались ядами, я рассказал о свойствах болиголова.