Чарльз Вильямс - Мертвый штиль: Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Я бросился к сундуку и тут увидел то, что валялось перед ним на полу, — небольшая кучка розового нижнего белья, чулок и мятых женских платьев. Нанн не заполучил деньги. Они были в ее дорожной сумке в задней части фургона, рядом с ее телом.

Я поддал тряпки ногой и выругался хрипло и бессвязно, едва не сходя с ума от ярости. Затем упал на них и стал рвать на части, когда меня вдруг осенило. Может, мне еще удастся заполучить деньги. Гараж будет открыт в течение нескольких минут. Все, что мне надо сделать, — зайти туда и достать сумку из-под одеял. Я же знаю, где она, и сумею вынуть ее, даже не открывая тела. Вскочив на ноги, я бросился вверх по лестнице. Оставив дверь открытой, выскочил на улицу. Джессики все еще не было. Я мог бы доставить сумку сюда к тому времени, как она приедет. Я бежал по Минден-стрит, сознавая, что обращаю на себя внимание прохожих. Через квартал свернул направо и побежал по улице, что шла параллельно. Один квартал. Второй. Я снова свернул налево. Я задыхался, сердце билось так, словно готово было выскочить из груди. Пришлось перейти на шаг. Вот впереди Мэйн-стрит. За поворотом находился гараж Арта Маннерза. Я свернул за угол и рванул через улицу. Гараж был все еще открыт. В широком дверном проеме виднелся мой фургон. Возле него никого не было. Они еще даже не заглядывали внутрь. Я ступил с тротуара и застыл на месте. По другой стороне улицы медленно приближался Рамси со своим неизменным портфелем. Поравнявшись с распахнутыми дверьми, он свернул и вошел в гараж. Я припустил бегом, но уже в обратную сторону.

Уложив все в сундук, я закрыл его и уселся на крышке, чтобы выкурить сигарету. Спешить больше некуда, делать нечего. Возможно, я даже испытал облегчение при мысли, что крысиные бега закончились и теперь все стало на свои места. Я бежал, не помня себя от паники, весь обратный путь до дому, но теперь ко мне вернулось спокойствие. Они будут здесь уже через несколько минут.

Я вздохнул. Вот так-то, блестящий комбинатор Годвин! Дважды за этот день меня обошли на поворотах и выставили круглым дураком два примитива из захудалого кемпинга, расположенного на отшибе в густом лесу. Они даже не сговаривались между собой. Это казалось мне удивительнее всего: каждый по отдельности отоварил меня дубиной по кумполу.

Я задумался — когда же Джуэл врубилась насчет денег первый раз? Возможно, когда я подменил в ее сумочке двадцатидолларовый банкнот. Она, должно быть, обнаружила, что двадцатка не та, и стала сопоставлять факты, а уж ей ли не знать, откуда к ней попали двадцатки!

Поэтому, когда она появилась в хижине после полудня — о Боже, неужели это было только вчера! — то, вероятно, заставила Клиффордса описать внешность того агента ФБР, который его якобы арестовал, и ей стало ясно, что я заполучил то, за чем охотился. Все ее дальнейшие действия — надо отдать ей должное — отличались изобретательностью. Она была почти уверена, что я убил Клиффордса, после того как он наотрез отказался сбежать, и чтобы поймать меня на крючок, ей достаточно лишь произнести его имя по телефону. Джуэл, наверное, с огромным удовольствием наблюдала, как я извивался ужом, пока она все глубже запускала в меня коготочки, повествуя обо всем этом там, в машине. А чтобы обезопасить себя, ей было достаточно намекнуть мне, что нас подозревает Нанн.

Может быть, она не намеревалась сразу же здесь, в доме, завладеть деньгами. На такое она даже не надеялась. В ее планы входило убежать со мной и находиться рядом до тех пор, пока не представится благоприятный случай стащить их и скрыться. То, что я на ее глазах понес сумку вниз и затем оставил в «берлоге» возле сундука, было равносильно указательному знаку — где находятся деньги, а моя непростительная глупость — оставить сундук незапертым — побудила Джуэл действовать незамедлительно. Вот почему ее сумка валялась в столовой. Она направлялась из «берлоги» к входной двери, чтобы затем успеть на автобус до Санпорта, когда Нанн ворвался через черный ход и поймал ее.

Ну, пенять ей не на кого. Она получила по заслугам. Впрочем, как и я. Да и Нанн — тоже, хотя он, похоже, пока об этом не догадывается. Его ошибка в том, что он не в курсе прочих дел своей убиенной супруги. Пребывает пока в неведении, но когда я расскажу все от начала до конца — а мне придется это сделать, — моим показаниям, скорее всего, поверят и приговорят Нанна к смерти за преднамеренное убийство. Друг Нанн, тебя ждет сильный шок.

Я услышал, как возле гаража взвизгнули тормоза. Домой вернулась Джессика. Дверь распахнулась.

— Барни! — окликнула она еще снизу. — Барни, ты дома?

Она заметила, что фургона у дома нет, и решила, что я куда-то смотался. Что ж, логично. Откуда ей было знать, что фургон находится в гараже Маннерза, со сгоревшими подшипниками, трупом женщины и ста семью тысячами ворованных денег.

— Здесь, внизу, — откликнулся я.

По лестнице застучали высокие каблуки. Она появилась в двери. Новая прическа, новые туфли и новое платье. Я поднялся с сундука.

— Восхитительно выглядишь, — признался я, размышляя над тем, как долго осталось ждать их прихода. Может быть, нам хватит времени, чтобы после обмена приветствиями перейти к более существенной части встречи и без помех довести ее до конца. Больше у нас такой возможности не будет.

Глаза ее радостно заблестели.

— Ты и сам выглядишь замечательно.

Я сделал шаг к Джессике, и она стремительно бросилась ко мне. Заключив в объятия, я начал целовать ее. Казалось, только этого она и ждала.

— О, Барни… — выдохнула она в экстазе. — Как это здорово — видеть тебя! — Она слегка откинула голову и взглянула на меня в упор. Взор ее затуманился.

— Эй, малышка, — произнес я. — Где ты пропадала? Неужто и впрямь шастала по пляжу?

— Замолкни, ты, обезьяна, и выслушай меня. — Она хрипло засмеялась и слегка отстранилась, не высвобождая своих рук из моих. — Барни, я должна поговорить с тобой. Прямо сейчас. Садись!

Я стал подталкивать ее к старому дивану. Она покачала головой с тем же выражением дикого счастья в глазах и сказала:

— Нет, здесь, на полу, как тогда, перед камином, в ту первую зиму.

Мы уселись бок о бок, согнув ноги в коленях. Я обнял ее за плечи, запрокинул голову и поцеловал. Я не знал, к чему она клонит, но не видел смысла поступать вопреки ее желанию. Теперь уже недолго.

Она вдруг посерьезнела.

— Барни, — призналась она, — я уехала в Санпорт, чтобы все хорошенько обдумать на досуге. И хочешь знать, почему я вернулась раньше, чем обещала?

— Конечно. Давай выкладывай!

— Во-первых, я люблю тебя. Теперь мне понятно наконец, почему я превратила твою жизнь в сущий ад: я так люблю тебя, что готова пойти на все, лишь бы тебя удержать. Сознание того, что я старше тебя, порой доводит меня до исступления. Я не хотела давать тебе ни малейшего шанса задуматься над тем, что моложе меня. Мне всегда были свойственны упрямство, вспыльчивость и дух противоречия, но ты же видел, что они постоянно усугублялись страхом потерять тебя, что и служило причиной наших вечных раздоров. Я стала думать, что ты презираешь меня, — отсюда и желание причинить тебе боль. Пожалуйста, выслушай!