Чарльз Вильямс - Мертвый штиль: Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

В ту ночь я не хотела быть мстительной, мучить тебя или даже злобно шутить. Это нахлынуло на меня, и я ничего не могла с собой поделать.

Мной владел все тот же самый страх, побуждавший меня вновь и вновь задевать тебя, дабы ты не смог причинить мне боль, а на самом деле я только терзала нас обоих…

Джессика продолжала говорить торопливо, выплескивая слова, словно возбужденно желая высказаться до конца и добиться полного взаимопонимания, перед тем как что-то произойдет и нарушит хрупкий мир, начавший воцаряться между нами. Ее глаза оставались затуманенными и очень красивыми. В них сквозила неподдельная искренность. Я смотрел на крупное, полное жизни лицо, не столько прекрасное, сколько привлекательное, лицо, способное быть теплым или холодным, вздорным или покорным, яростным или любящим, страстным или капризным, способное вызвать раздражение или неодолимое вожделение. Может, все дело в том, что я ее люблю? Или же в силу того, что не в состоянии любить кого-либо, впервые за свою жизнь столкнулся с тем, что можно назвать любовью? Она никогда не могла наскучить или вызвать к себе чувство безразличия. Всегда приходилось бросаться из крайности в крайность: или без устали заниматься с ней любовью, или ссориться до драки, а то и комбинировать первое и второе.

У тротуара тем временем остановилась машина. Джессика продолжала говорить. Кто-то в серых брюках двинулся вдоль здания, ноги его мелькали в каждом из окошек цокольного этажа, по мере того как он приближался к кухонному крыльцу, чтобы отрезать мне путь к отступлению. Все в традициях классического детектива.

— Вот увидишь, дорогой, — говорила она меж тем. — Теперь все будет по-другому. Я знаю. У меня было время, чтобы все обдумать. Наберись терпения, Барни, и помоги мне.

Я услышал шаги у входной двери. Зазвонил звонок.

— Пойду и взгляну, кто там, — заявил я и поднялся.

Джессика попыталась меня удержать:

— Брось! Там какой-нибудь уличный разносчик. Он скоро уйдет.

Вновь раздался звонок в дверь.

Она покачала головой и улыбнулась:

— Не обращай внимания. Скажи, что рад меня видеть. Я столько говорила, что ты не успел вставить хотя бы слово, бедная моя овечка. Ты рад, что я дома?

— Конечно, — ответил я. — Но мне лучше открыть и сказать этому разносчику пару ласковых, пока он не высадил дверь.

Она поймала мою руку, когда я уже встал на ноги:

— Хорошо, дорогой. Но поспеши обратно.

Снова прозвучал звонок, долгий и назойливый.

— Разумеется, — пообещал я.

Я оставил ее сидящей на полу, вышел в дверь и стал подниматься по лестнице.

Спустя пару минут открыл переднюю дверь. И ничуть не удивился, увидев Рамси и Грэди Коллинза. Рамси уже собирался было позвонить вновь.

UNCLE SAGAMORE AND HIS GIRLS

Вряд ли кто заподозрит дядюшку Сагамора [6] Сагамор — вождь племени; крупная шишка ( англ.-инд. ). ( Здесь и далее примеч. перев. ) в политиканстве. Однако же, когда все кончилось, люди отзывались о выборах в нашем процветающем округе как о самом волнующем событии в своей жизни. Может, вы что и читали. Где только об этом не писали. Шум и гам поднялись ужасные. Всем поведали и про скипидарный бизнес, и про свиной корм, и как стреляли друг в друга, и как губернатор призвал национальную гвардию. В конце концов все так запуталось, что нельзя было понять, кто же кого выбирает.

Нет, сам он никуда не избирался — дядюшка Сагамор то есть. Как выразился Мёрф, он был не кандидатом; он был трибуном. Произносил речи тут и там. Но все обычно заканчивалось шумом по поводу того, как он возится со своим перегонным аппаратом да пытается разобраться, отчего это со свиным пойлом все так странно. Кажется, его просто хотели в это дело впутать, настроить всех против него. Сначала те, от шерифа, что выкопали алюминиевую фляжку во дворе. А потом этот Минифи Кудрявый захотел продать ему покрышки для грузовика. Но я забегаю вперед. Начну-ка лучше с начала…

Тетя Бесси тогда в очередной раз ушла от дяди Сагамора.

Она это частенько проделывала. Последний раз — за три дня до этого. Забрала свои денежки и пошла к Джимерсону, у которого был телефон, вызвать такси.

— Бога я чту, — сказала она папаше, — и сознаю, что это мой крест. Но порой мне становится невмоготу. Не понимаю, как Господь позволяет христианке жить с Сагамором.

— Бесси — прекрасная женщина, Сэм, — высказался дядя Сагамор после ее ухода. — Клянусь, все они таковы — это в их женской натуре. Попадет им шлея под хвост — они и взбрыкнут. И ничего с этим не поделаешь. Наслушается вдоволь про желчные камни у Виолы и воротится назад.

Так вот мы и лежали в тени крыльца. Было час дня. Солнце жарило, над пыльной дорогой жужжали мухи — все дышало миром и покоем. На дворе под большим дубом валялся мой пес Зиг Фрид. Было слышно, как дядя Финли сколачивает у озера свой ковчег. Папаша и дядя Сагамор смотрели на холм и о чем-то размышляли.

— Что-то больно тихо, — сказал папаша и предложил: — А не начать ли нам какое-нибудь дельце?

Дядя Сагамор задумался и пожевал губами.

— Не стал бы я сейчас ни во что ввязываться, Сэм, — ответил он. — Выборы на носу и все такое…

— Что-то не видал я тут последнее время ищеек, — заметил папаша.

— Где-нибудь поблизости да есть, Сэм. Эти шерифовы ребята свое отрабатывают.

— Думаешь, они и сейчас здесь? — спросил папаша.

— Ну, я бы ничуть не удивился. — Дядя Сагамор вытащил из кармана пачку табаку и, потерев ее о штанину, стал жевать табак.

Он был крупный мужчина, выше папаши, и вечно ходил в рабочей одежде. А рубашки не носил. И большую часть года ходил босиком. Пальцы его здоровенных ног поросли темными волосами, а подошвы были такие грубые, что прямо скрипели при ходьбе. У него был крючковатый орлиный нос и маленькие угольно-черные глазки, сиявшие, словно пуговицы. Когда он усмехался, то становился чем-то похож на волка. Густые, темные, с проседью волосы со лба до макушки прорезала широкая лысина. Еще он носил короткие темные бакенбарды.

— Вообще-то они наверняка высматривают в свои бинокли, — сказал он, загнав табак за щеку.

— Навряд ли они выследят, а? — спросил папаша.

— А вот я сейчас и проверю, — сказал дядя Сагамор, поднялся и вышел во двор.

Я хотел было последовать за ним, но папаша меня остановил.

Сдвинув заготовленные для топки дрова, дядя Сагамор выудил из-под них здоровенную стеклянную бутыль, свинтил с нее крышку и отпил — было там немного, на один глоток, — с отвращением отбросил пустую бутыль и вернулся на крыльцо.