Инна Булгакова - Литературный агент

«Ему ли?» — рвалось у меня с языка, но я молча два словечка проглотил, потому что ответа не знал. Не дождавшись, Лада продолжала:

— Накануне… накануне его гибели я была в гостях, вернулась, значит, после тебя. Он разговаривал по телефону в прихожей. Увидел меня и говорит: «Нет, перенесем на утро».

— На утро? — переспросил я. — Он звонил убийце!

— Все может быть. А я мельком подумала: с кем-то из бывших одноклассников разговаривает.

— Он имя в разговоре упомянул?

— Нет. Почему я так решила… — она пожала плечами. — Загадка. Он сразу положил трубку, но поздно ночью (я совсем поздно заснула) еще кому-то звонил, брал аппарат к себе в комнату: утром часть длинного шнура завернулась под его дверью, я вытянула. — Лада залпом выпила бокал. — Шантаж не исключается, загадочен предмет шантажа. Само убийство сын видеть не мог, он в тот четверг дома сидел, да и вообще с детства, по-моему, в тех местах не бывал.

— У меня создалось такое же впечатление, — подтвердил я. — В единственный наш разговор Денис вспоминал то лето, Марию, колдунью — фею из волшебного замка… как дети пили холодную целебную воду по дороге в лес. Он сказал: «Вот бы туда съездить!»

— Зачем ты мне это говоришь?

— Ты должна знать про последние минуты его жизни. Может быть, он не только ради шантажа в Чистый Ключ приехал. Отец Киприан, настоятель тамошнего храма, описал мне, как рыженький тоненький юноша, напившись из источника, побрел к Чистому лесу, где его ждал убийца. Побрел один, он с детства знал дорогу в пурпурную комнату.

После тяжелой, как плита на могилу, паузы Лада сказала:

— У меня к тебе просьба, Алексей. Третий день сижу пью, но представь, никак не могу одолеть фобию.

— То есть?

— Войти в его комнату. Жуткое ощущение, будто он там на неприбранной кровати своей валяется.

— Господи, Лада!

— Потом привыкну, но в первый раз лучше с кем-нибудь… лучше с тобой.

— Ты притворяешься бесчувственной…

— Не притворяюсь. Я — злая.

Когда она толкнула дверь, я присвистнул: стеллажи оголены, по полу разбросаны распяленные книжки.

— Что тут творится, Лада?

Но она только выразительно повела плечами.

— Ты когда сюда в последний раз заходила?

— После его смерти не заходила.

— Я был в субботу… У кого есть ключи от квартиры?

— У Дениса и у меня.

— У Громова?

— Нет. Ах да, еще у мужа, если не выкинул. Но что здесь искали? Героин?

— У наркоманов запасов не бывает. Обрати внимание: стронуты только книги. Что можно спрятать в книге? Деньги, письмо, фото… вообще, любую бумажку. Посиди, я поставлю. (Она подняла орфографический словарь.) Будем перелистывать каждую книжку. Тут такой кавардак, он спешил — вдруг не нашел?

— Денис?

— Возможно, он сам искал улику.

А нашли ее мы! Почти сразу — в оранжевом томе детской энциклопедии под девизом «ЧЕЛОВЕК». Я подумал: в большом фолианте улику можно засунуть поглубже.

Это была фотография среднего размера: бумага, пленка (и фотоаппарат, конечно), как говаривал абсурдист — хай-класс! Цвет нежный, колорит мягкий, эротика невинная (уместно употребить оксюморон). Словом, снимал профессионал, в своем роде художник.

— Она и в жизни такая? — поинтересовалась Тихомирова.

— Я видел ее только в одежде. Здесь она совсем как девочка.

— Это взгляд самого фотографа. — Лада усмехнулась. — Знаешь, Ахматова сказала про своего первого мужа: «Он любил только девушек».

— То есть девственниц?

— Понимай как хочешь. Оттеночек такой есть, лукавая двусмысленность.

На обороте надпись: Дар другу в день совершеннолетия. И дата: 20 декабря.

— День рождения Дениски, — пояснила мать, призадумалась, вспоминая. — Он не захотел собирать гостей, они вдвоем ходили с нею в ЦДЛ.

— Их свободно пропускали?

— Я их провела и ушла, так Денис хотел. Ну а потом уж как знатных детей привечали. Отголоски былой славы, сейчас трудно представить, каким влиянием пользовался Старцев.

— Твой сын сказал, что секса у них не было.

— С ним, может, и не было… А ты догадываешься, с кем вот это вот, — она потрясла снимком, — было?

— Догадываюсь.

Я, уже не в первый раз с утра, позвонил Старцеву и окольным путем выяснил: предполагаемый фотограф-порнограф пока на даче (упорно не покидает «горячую точку»). «Но почему и где вы скрываете Маню? — кипел отец. — Мне пришлось врать следователю!» — «Маня была в ночь убийства в избушке. — Выразительная пауза. — Продолжайте врать, пожалуйста».

Я готовился к решительным действиям — любым путем проникнуть к Марине Мораве и мольбами или угрозами заставить ее снять заклятье — но даже «копейка» моя отказалась идти в поход на колдунью! Мотор не завелся, я плюнул и отправился в путь в полупустой дневной электричке — платформа «Чистый Ключ» — выскочил из последнего вагона, рванул на шоссе, оставив позади кучку пассажиров.

Несло меня как угорелого — к неведомой цели, хотя развязка страшила, пожалуй, не меньше, чем сама тайна. Несло не напрасно. Впереди (неблизко, видать, с предыдущей электрички) шла девушка в рубашке цвета хаки и зеленых шортах. Банально, но верно: одежда, ее стиль, действительно меняют человека. Только на подходе я сообразил, что это Маня в одежде моей сестры, а она… она побежала от меня в поле — легкая, как лань; я нагнал ее уже неподалеку от «якоря спасения». В маленькой лощине Маня упала, задыхаясь, на желтый, сплошь из одуванчиков, земной покров. Я тоже затормозил и замер, стараясь не спугнуть больную… румяную от бега, с распустившимися волосами, в ярком зеленом наряде, как никогда цветущую и прелестную.

— Больше не могу, — прошептала. — Не трогайте меня, пожалуйста.

Ах, вот как мы теперь — на «вы» — и дрожащую овечку изображать! Но тут же я напомнил себе: она невменяема!

— Не трону. Почему вы сбежали?

Она ответила долгим взглядом, и опять и вновь сердце мое смягчилось.

— Манечка, ну что ты?

— Будь что будет, — сказала она кротко и встала на ноги. — У тебя есть нож?

— Какой нож? — растерялся я. — Ты на что-то намекаешь?

— Я в ту ночь все видела.

Господи, помилуй! Все прежние страхи — пустяки по сравнению с новым чувством…

— Что ты видела? Я — убийца?

Маня молчала… а для меня даже в составе воздуха что-то переменилось, горький ветер проник в горло и легкие, почудился колокольный звон… Или не почудился? Не сговариваясь, мы подбежали к краю холма, где пыльный проселок низвергался к белому храму. А на другом конце села, симметрично, взвивался к небу дымно-огненный столп.

Горела изба Марины Моравы, стояла толпа. Пожарных, понятно, не дозовешься, сельчанам самим не справиться, а может, думают, так и надо ей, ведьме… Зрелище завораживало, было в нем нечто древнее, мистериальное. В игре пламенных языков временами проглядывало черное продолговатое пятно, наверное, тело; а колокола грозно звенели, созывая; и бежали к огню от Холмов и от полустанка; только от леса никто не бежал. В толпе сновал наш общий знакомый с роскошным «Никоном», выбирая ракурсы… Вдруг пятно внутри вспыхнуло разом, обрушились стропила, превратив труп в синий факел. Крик народа на мгновенье покрыл колокола.