Джозефина Тэй - Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник

— А даст ли она нам необходимое для книги многообразие?

— Безусловно, — сказал Уолтер. — Лучше не придумаешь. Исток ее находится в гористой местности. Одни овцы, да отвесные скалы, да резкие очертания; затем следует картинка в пасторальных тонах с красивыми фермерскими домами и огромными амбарами, и тут же английские деревья в лучшем виде и сельские церкви, похожие на кафедральные соборы; и затем Уикхем — прекрасный образец ярмарочного городка, где крестьянин, который когда-то отправлялся в Лондон поговорить с королем Ричардом, — это тот же человек, который теперь подгоняет свою телку к вагону на ее пути в Аргентину, — рука Уолтера скользнула к нагрудному карману, где он держал записную книжку, но тут же опустилась. — Затем начинаются болота. Представляете? Стаи диких гусей на фоне вечернего неба. Громоздящиеся облачные пейзажи и трепещущие травинки. Затем порт! Самая настоящая гавань. Почти как в Голландии. Полная противоположность раскинувшемуся позади графству. Город с множеством красивых, непохожих друг на друга домов с пристанью, кишащей рыболовецкими и каботажными судами. Чайки, и отблески на реке, и фронтоны. Сирл, это замечательно!

— Когда приступим?

— Ну, во-первых, как мы это собираемся осуществить?

— Можно ли плыть по этой реке на лодке?

— Только на плоскодонке. Или на ялике, там где река становится шире, пониже моста.

— Плоскодонка, — сказал Сирл с сомнением. — Это что, с которых на уток охотятся?

— Приблизительно.

— Нет, это, пожалуй, не то. Лучше бы байдарка.

— Байдарка!

— Да. Вы умеете с ними обращаться?

— Раз в детстве пробовал. Объехал декоративный пруд. Вот, пожалуй, и все.

— Ну что ж. По крайней мере, у вас есть представление, что это такое. Ничего, вы сразу все вспомните. От какого места мы могли бы плыть на байдарках? Господи, это же замечательная мысль. А главное, у нас есть теперь готовое название. «Байдарки на Рашмире». Звучит! Не хуже, чем «Барабаны вдоль Мохоука»! Или «Керосин для фонарей Китая».

— Первый отрезок пути нам придется проделать пешком. Овцеводческий район. Приблизительно до Отли. Думаю, что от Отли байдарка уже сможет пройти. Хотя, видит Бог, боюсь, что в байдарке я вряд ли буду чувствовать себя как дома. От истока реки — это ручеек посреди поля, как мне всегда казалось, — и до Отли или Кэйпела нам придется нести небольшую поклажу, а уж оттуда до самого моря мы пройдем на байдарках. «Байдарки на Рашмире». Да, звучит недурно. Когда я завтра буду в городе, я забегу к Кормаку Россу и выложу ему наше предложение и посмотрю, что он сумеет нам предложить. Если он нашу идею должным образом не оценит, у меня есть с полдюжины кандидатов, которые ухватятся за нее обеими руками. Но Росс у Лавинии в руках, так что мы с успехом можем остановиться на нем, если он согласится.

— Конечно, согласится, — сказал Сирл. — Вас ведь тут чуть ли не на руках носят, насколько я понимаю.

Если в шутку было вложено какое-то чувство, это не было заметно.

— Собственно, мне нужно было бы предложить книгу Деббамсу, — сказал Уолтер. — Они издали мою повесть из жизни фермеров. Но я рассорился с ними из-за иллюстраций. Они были совершенно ужасны, и книга продавалась плохо.

— Насколько я понимаю, это произошло до того, как вы начали выступать по радио.

— Да! — Уолтер отошел от моста и двинулся к тропинке, ведущей к полю и к ужину. — Они не взяли моих поэм после книги о фермерах, и я могу использовать это как повод для развода.

— Вы и стихи пишете?

— А кто их не пишет?

— Я, например.

— Ну и глупо! — сказал Уолтер дружелюбно.

И они вернулись к обсуждению средств и способов своего плавания вниз по Рашмиру.

— Давайте съездим в город на встречу с Россом вместе, — предложил Уолтер за завтраком на следующее утро.

Но Сирлу хотелось остаться в деревне. По его словам, провести даже один день в Лондоне, когда английский пейзаж покрывается первой зеленью, было бы святотатством. К тому же он не был знаком с Россом. Было бы лучше, если б Уолтер сперва изложил Россу их план, а потом уж представил его.

И Уолтер, хотя и испытал некоторое разочарование, не стал задумываться над истинной причиной своего разочарования.

Однако по дороге в город мысли его гораздо меньше, чем обычно, были заняты радиопередачей и значительно чаще возвращались к Триммингсу.

Он встретился с Россом и выложил ему план будущей книги, которая предположительно будет называться «Байдарки на Рашмире». Росс пришел в восхищение и раскошелился на добавочные два с половиной процента к сумме договора. Но, конечно, окончательное решение будет принято, заметил Росс, только после того, как он посоветуется с Кромарти.

Бытовало мнение, что Росс взял Кромарти в компаньоны просто так — ему понравилось, как звучат в соединении их имена. Насколько можно было судить, он и сам отлично управлялся с делами и никакой очевидной необходимости связываться с компаньоном, тем более с таким бесцветным, как Кромарти, у него не было. Но в жилах Кормака Росса текло достаточное количество западношотландской крови для того, чтобы ему трудно было сказать «нет». Ему нравилось, чтобы его любили, и потому он использовал Кромарти как свою дымовую завесу. Когда писателя можно было принять с распростертыми объятьями, это были объятья Кормака Росса. Если же писателю приходилось отказывать, отказ объяснялся несговорчивостью Кромарти. Однажды Кромарти сказал Россу в припадке раздражения: «Ты мог бы, по крайней мере, давать мне посмотреть на книги, которые я отвергаю». Но то был чрезвычайный случай. Обычно Кромарти прочитывал книги, ответственность за отказ от которых ложилась на него.

Теперь, когда ему была предложена книга, написанная любимцем на текущий момент британской публики, Росс машинально произнес фразу о необходимости посоветоваться с компаньоном, хотя его круглая розовая физиономия светилась удовольствием; он потащил Уолтера обедать в ресторан и даже заказал в его честь бутылку «Романи-Конти», что не произвело на Уолтера должного впечатления, так как он предпочитал пиво.

Таким образом, согретый хорошим бургундским вином и надеждой на грядущие чеки, Уолтер отправился в студию, и тут память вновь начала шутить с ним шутки, возвращая его в Сэлкот, вместо того чтобы привычно наслаждаться пребыванием в студии.

Половину своего еженедельного эфирного времени Уолтер всегда проводил с гостем, с кем-нибудь, связанным с программой «На открытом воздухе», находка, которой он отдавал так много сил, что стал фактически монополистом в этой области. Уолтер вел программу «На открытом воздухе» в форме бесед — он беседовал с браконьером, с овцеводом из австралийской глубинки, с человеком, изучающим птиц в естественных условиях, с лесничим из Сатерланда, с усердной особой женского пола, сосредоточенно сгребавшей желуди к обочине дороги, с молодым и пока неопытным энтузиастом соколиной охоты, с кем угодно, кто оказывался под рукой и изъявлял готовность побеседовать. Вторую половину своего времени Уолтер просто говорил.