Джозефина Тэй - Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник

Дело было, конечно, не в конфетах.

Тошно ему было от чувства, существовавшего задолго до того, как были изобретены конфеты.

За кофе, наливая коньяк Сирлу, викарию и себе, он поискал, чем бы утешиться, и нашел-таки.

Сирл, конечно, мог дарить ей дорогие конфеты, но только он, Уолтер, знает, какие она любит.

Или… Может, Сирл знает и это. Может, просто в кондитерской не оказалось драже.

Он снова взялся за бутылку. Сегодня ему требовалась добавочная порция.

Если допустить, что Эмма Гарроуби вообще была способна порадоваться каким-то отношениям, возникшим между Лесли Сирлом и обитателями Триммингса, то это случилось, когда она узнала о плане написать книгу. Затея эта заставит его оторваться от дома на все время, которое он предполагал гостить в Орфордшире, а как только закончится его плавание по Рашмиру, он уедет домой, и больше они его не увидят. Насколько она могла судить, ничего непоправимого пока что не произошло. Лиз, разумеется, нравится общество этого несносного создания, потому что оба они молоды и им, по-видимому, кажутся смешными одни и те же вещи; ну и, естественно, еще и потому, что внешность у него действительно привлекательная. Однако было непохоже, что она серьезно увлечена им. Если ей нечего было ему сказать, она и не смотрела на него, не провожала его взглядом, как это делают влюбленные барышни, и в комнате никогда не усаживалась с ним рядом.

При всех своих опасениях Эмма Гарроуби отнюдь не была наблюдательной.

Как ни странно, что-то заметила и забеспокоилась Лавиния, человек несколько отстраненный от повседневной жизни. Беспокойство ее усиливалось и, облекшись в слова, выплеснулось наружу дней семь спустя. В этот день, диктуя Лиз, она явно делала это через силу. Такое настроение было настолько несвойственно ей, что Лиз удивилась. Обычно Лавиния писала свои книги с легкостью необычайной, будучи искренне заинтересованной судьбой героини настоящего романа. Позднее она могла и не вспомнить, кто повстречал свою любовь, собирая на острове Капри фиалки на утренней заре, — Дафни или Валери, но, пока длилось свидание, Лавиния Фитч не выпускала Дафни (или Валери) из поля своего зрения и пеклась о ней, как крестная мать. Однако в то утро она — чего за ней никогда не наблюдалось — была рассеянна и ей стоило большого труда вспомнить, как выглядела Сильвия.

— На чем я остановилась, Лиз, на чем я остановилась? — спрашивала она, шагая по комнате, заткнув один карандаш в ярко-рыжие, всклоченные волосы и яростно грызя другой мелкими острыми зубами.

— Сильвия возвращается из сада. Через — веранду.

— Ах да. «Сильвия остановилась на пороге. Ее стройная фигура четко вырисовывалась на фоне дверного проема, большие синие глаза смотрели на них с недоверием и опаской».

— Карие, — сказала Лиз.

— Что?

— Глаза ее. — Лиз пролистала назад несколько страничек блокнота. — Вот страница пятьдесят девятая. «Ее карие глаза, прозрачные, как дождевые капли, скопившиеся в увядшем листке».

— Ладно, ладно — «ее карие глаза смотрели на них с недоверием и опаской. Она решительно и очень грациозно шагнула в комнату; каблучки ее застучали по паркету».

— Не было каблучков.

— Что ты говоришь?

— Каблучков не было.

— Как не было?

— Она же только что играла в теннис.

— Могла она переодеться, в конце концов? — сказала Лавиния с несвойственной ей резкостью.

— Не думаю, — терпеливо возразила Лиз. — Ракетка все еще у нее в руках. Она шла по веранде, «помахивая ракеткой».

— Вот еще! — запальчиво сказала Лавиния. — Наверняка она и играть-то не умеет. Так, где же я? «Она вошла в комнату… Она вошла в комнату, ветер трепал подол ее белого платья…» Нет, нет, подожди… «Она вошла в комнату…» Да черт с ней, с Сильвией, — воскликнула она, кинув изгрызенный карандаш на письменный стол. — Кому какое дело, чем занимается эта дуреха! Пусть себе стоит за этой окаянной дверью и пропадает с голоду!

— В чем дело, тетя Вин?

— Я не могу сосредоточиться.

— Тетя Вин, тебя что-то беспокоит?

— Нет! Да! Нет! По крайней мере… Да, пожалуй. До некоторой степени.

— Могу я чем-нибудь помочь?

Лавиния пропустила пальцы сквозь свое воронье гнездо, нащупала там карандаш и, по-видимому, сразу успокоилась:

— Смотри-ка, мой желтый карандаш! — сказала она и сунула его обратно в прическу. — Лиз, дорогуша, пожалуйста, не подумай, что я сую нос куда не надо и так далее, ладно? Но ты, часом, не увлеклась немножко Лесли Сирлом?

До чего ж это в теткином духе, подумала Лиз, употребить столь устаревшее слово, как «увлеклась». Ей постоянно приходилось модернизировать словечки, которыми Лавиния любила щегольнуть.

— Если под словом «увлеклась» ты подразумеваешь «влюбилась в него», то могу тебя успокоить: нет, не влюбилась.

— Не уверена, что именно это я и подразумевала. Если на то пошло, разве кто-то любит магнит?

— Что? О чем ты?

— Дело не столько во влюбленности, сколько во влечении. Он пленил тебя. Да? — у нее это получилось как утверждение, не как вопрос.

Лиз встретила взгляд обеспокоенных детских глаз и попробовала увильнуть.

— С чего ты взяла?

— Вероятно, потому что я испытываю то же чувство, — сказала Лавиния.

Это прозвучало так неожиданно, что Лиз лишилась дара речи.

— Лучше было бы мне не приглашать его в Триммингс, — сказала Лавиния жалобным голосом. — Я понимаю, что он ни в чем не виноват, — дело не в том, что он делает, однако нельзя отрицать, что своим присутствием он вносит смуту. Возьми Сержа и Тоби Таллиса, которые перестали разговаривать друг с другом…

— Это не впервые.

— Да, но ведь после того раза они снова стали друзьями, и Серж вел себя вполне прилично и работал, а теперь…

— Вряд ли можно винить в этом Лесли Сирла. Рано или поздно это все равно случилось бы. Сама знаешь.

— А разве не было чрезвычайно странно видеть, как Марта увела его с собой на днях после обеда и продержала у себя Бог знает до какого часа. То, как она завладела им в качестве своего провожатого, не поинтересовавшись даже, какие планы у остальных.

— Но там же был викарий, чтобы проводить мисс Истон-Диксон, Марта это знала. Ему естественно было проводить мисс Диксон; им ведь в одну сторону.

— Дело не в этом — дело в том, как она его хапнула.

— Ты что, Мартиных барских замашек не знаешь?

— Ерунда. Она тоже это ощутила. Он привлек ее.

— Без сомнения, он чрезвычайно привлекателен, — сказала Лиз и тут же подумала, до чего бессилен этот штамп передать хотя бы одно из качеств Лесли Сирла.

— Он чем-то опасен, — грустно проговорила Лавиния, — другого слова не придумаешь. Ты сидишь, наблюдаешь, ждешь, что он еще выкинет, думая, что это будет знак, или предзнаменование, или откровение, или еще что-то, — она употребила местоимение в чисто грамматическом значении, но, поймав взгляд Лиз, бросила с вызовом: — А ты разве не ждешь?