Джозефина Тэй - Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник

— Да, — сказала Лиз. — Да, наверное, так оно и есть. Как будто… Как будто любой пустяк, исходящий от него, приобретает значимость.

Лавиния взяла со стола изгрызенный карандаш и стала чертить на промокашке какие-то закорючки. Лиз заметила, что она выписывает восьмерки. Лавиния и впрямь была чем-то очень обеспокоена. В хорошем настроении она чертила зигзаги.

— Странно как-то получается, — сказала Лавиния, словно продолжая свою мысль. — Его присутствие меня будоражит так, как если бы вместо него со мной в комнате находился известный преступник. Разумеется, он несравненно более приятен, но ощущение такое же, будто что-то не так, — она изобразила несколько яростных восьмерок. — Если бы сегодня ночью он исчез и кто-нибудь сказал мне, что он вовсе не человек, а обольстительный злой дух, я бы поверила. Честное слово, поверила бы!

После чего она швырнула карандаш на стол и произнесла с коротким смешком:

— Но в общем все это ужасно глупо. Посмотри на него и попробуй понять, что в нем такого особенного и что за этим кроется. А ничего. Ничего такого, ни с чем не сравнимого, нет! Верно я говорю? Гладкая, как у ребенка, кожа, белокурые волосы? Но у норвежца — корреспондента «Кларион» такая же кожа и такие же волосы. Для мужчины он чрезвычайно грациозен, но то же самое можно сказать и о Серже Ратове. У него приятный мягкий голос? Но такими же голосами обладает половина жителей Техаса и большая часть населения Ирландии. Перечисли все его достоинства и прикинь, что они дают? Я же тебе скажу, чего они не дают. А не дают они Лесли Сирла.

— Да, — сказала Лиз трезво, — действительно не дают.

— Изюминки-то определить нельзя. Как установить, что именно делает его не таким, как все? А? Знаешь, даже Эмма это чувствует.

— Мама?

— Только это имеет обратный эффект. Ей его необычность ненавистна. Она часто не одобряет людей, которых я приглашаю сюда; иногда она даже испытывает к ним неприязнь. Но Лесли Сирла она просто не выносит.

— Она тебе это говорила?

— Нет. В этом не было надобности.

Да, подумала Лиз. Надобности в этом не было. Лавиния Фитч — милая, добрая, рассеянная Лавиния — поставщик легкого чтения для тех, кто так и не вырос, была не лишена писательской интуиции.

— Я даже подумывала, что это оттого, что он немножко не в своем уме, — сказала Лавиния.

— Не в своем уме?

— Ну, разумеется, самую малость. Но почему-то люди, ненормальные в каком-то одном отношении, но вполне нормальные во всем остальном, вызывают у окружающих нездоровый интерес.

— Только если ты знаешь об их ненормальности, — возразила Лиз. — Для того чтобы почувствовать к кому-то нездоровый интерес, нужно заранее знать, на чем они свихнулись.

Лавиния обдумала ее ответ.

— Да пожалуй, ты права. Но это не имеет значения, поскольку я пришла к заключению, что в данном случае теория «безумия» неприменима. Я в жизни не встречала человека нормальнее Лесли Сирла. А ты?

Не встречала и Лиз.

— Тебе не кажется, — спросила Лавиния, избегая глаз племянницы и снова принимаясь выписывать свои закорючки, — что Уолтер начинает испытывать к Лесли неприязнь?

— Уолтер? — встрепенулась Лиз. — Нет, разумеется, нет. У них самые дружеские отношения.

Лавиния, в семь точных штрихов нарисовавшая домик, теперь снабдила его дверью.

— А почему это тебе в голову пришло? Я говорю об Уолтере, — спросила Лиз с некоторым вызовом.

Лавиния прибавила четыре окошка и трубу и теперь смотрела на рисунок оценивающим взглядом.

— Потому что он с ним так предупредителен.

— Предупредителен! Но Уолтер же всегда…

— Когда Уолтеру люди нравятся, он с ними не миндальничает, — сказала Лавиния, рисуя дым. — Чем больше ему человек нравится, тем меньше он с ним церемонится. Он и с тобой не больно-то церемонится, как ты, наверное, сама заметила. Еще совсем недавно он не церемонился и с Лесли Сирлом. А теперь вот все пошло по-другому.

Лиз задумалась.

— Если бы Уолтер переменился к Лесли, — произнесла она наконец, — он не поехал бы с ним по Рашмиру, отказался бы от книги. Разве не так? — прибавила она, смотря на Лавинию, которая, казалось, полностью сосредоточилась на выборе места для дверной ручки.

— На этой книге можно хорошо заработать, — сказала наконец Лавиния спокойно, разве что чуть суховато.

— Уолтер никогда не согласился бы работать с человеком, который ему неприятен, — без колебаний возразила Лиз.

— И к тому же Уолтеру было бы нелегко объяснить, почему он вдруг передумал и не собирается работать над книгой, — продолжала Лавиния, будто не слышала возражения Лиз.

— Зачем ты мне все это говоришь? — возмутилась Лиз, начиная злиться.

Лавиния перестала рисовать и произнесла с подкупающей улыбкой:

— Лиз, дорогуша, я и сама не знаю зачем, разве что в надежде, что ты найдешь способ успокоить Уолтера. Как ты у нас умеешь. Так сказать, не расставляя точки над «и», — и, поймав взгляд Лиз, продолжала: — Ты же у нас умница. Уолтеру далеко до тебя. Бедняга Уолтер не слишком умен. И лучшее, что когда-либо выпадало на его долю, — это то, что ты полюбила его, — она отодвинула от себя испачканную промокашку и снова улыбнулась. — А знаешь, на мой взгляд, было бы не так плохо, если бы у него вдруг появился соперник. Главное, чтобы все это не переросло в нечто серьезное.

— Разумеется , все это совершенно не серьезно, — сказала Лиз.

— Тогда давай выставим эту дуреху за дверь и закончим главу до завтрака, — сказала Лавиния и, подобрав карандаш, снова начала его грызть.

Но, продолжая записывать, на благо абонементных библиотек и управления налоговых сборов, злоключения дурехи Сильвии, Лиз никак не могла окончательно овладеть собой. До сих пор ей и в голову не приходило, что кто-то может догадываться, до чего взвинчена она бывает в присутствии Сирла. Теперь выяснилось, что Лавиния не только догадывается, но еще опасается, будто и Уолтер кое-что заметил. Но это же немыслимо! Как он мог? Лавиния догадалась потому, — она ведь откровенно призналась, — что сама подпала под обаяние Сирла. У Уолтера не было такого ключика.

И тем не менее Лавиния была абсолютно права. Первоначальную приветливость Уолтера действительно сменила естественная предупредительность хозяина к гостю. Смена произошла незаметно и тем не менее неожиданно. Когда и почему все так переменилось? Был этот злосчастный эпизод с неравноценными конфетами, но это вряд ли могло преломиться во взрослом мозгу в нечто обидное. У американцев принято дарить барышням конфеты. Они это делают не задумываясь, так же как пропускают в дверь перед собой. Вряд ли это могло возмутить Уолтера. Тогда как же Уолтер мог разгадать секрет, который разделяла одна Лавиния — такая же жертва, как она.