Николай Шпыркович - Лепила-2 (СИ)

Вводный наркоз прошел , в общем-то, без особых проблем. Ну, уронил, подумаешь, давление до 80, хоть и по минимуму я калипсола пациенту ввел, - мы быстренько объема дали, и назад все вернули. Однако, время шло, операция затягивалась, больной "сопливил" изо всех мельчайших ранок. Так что всю имеющуюся в запасе кровь я ему перелил, и плазму влил, и прочей сладкой - соленой воды - так что кровь у больного имела вид , прямо скажем, жидковатый. Я, вообще-то, на всякий пожарный , сразу же отправил машину в область, чтобы пополнить запасы эритроцитарной массы, только что же она не едет...

- Михайловна, сходите вы, пожалуйста, в реанимацию, поинтересуйтесь там, какие виды на урожай, в смысле, что там с кровью, когда она будет-то, - обратился с просьбой я к хирургической санитарке, мирно посапывающей на маленьком стульчике в углу операционной. Та, покряхтывая, неспешно поднялась и вальяжно поплыла за двери. Отсутствовала она пару минут, но возвращение ее разительно отличалось от ухода: с ошалелыми глазами она пулей влетела в операционную, уже на ходу голося:

-Дмитрий Олегович! Дмитрий Олегович!...

Всякий раз , когда вот так истошно кричат, я вспоминаю своего первого учителя, матерого анестезиолога Василия Павловича Толоконникова и его правила, которые он вдалбливал мне , тогдашнему щенку, отправленному на 3 месяца для "прохождения практики на рабочем месте" в областную больницу. Потом, за свою жизнь, я встречался со многими специалистами из нашей области, у которых и знаний было побольше, и "ручное мастерство" - поизящнее, но до сих пор благодарен ему за те основы поведения врача-реаниматолога, которые он в меня вложил ("Ты присосись в Павловичу пиявкой и привыкни поступать так, как он" - посоветовал в начале курсов заведующий областным отделением)

- Не кричи! Особенно не кричи на молодых! -строго поучал он меня.- Крик парализует, человек от крика сразу теряется, не знает как себя вести, можно вообще до остолбенения довести. Чем сложнее ситуация, тем более медленная и тихая должна быть у тебя речь - потеряешь на проговор фразы 2 секунды а выиграешь - успокоившийся медперсонал. Делай паузы между словами, людям это позволяет собраться, они подсознательно прислушиваются к твоему голосу, глядишь - сердчишко биться стало реже, дыхание наладилось, вот тебе уже медсестра помочь готова, а не в обморок упасть от твоего вопля "мы его теряем!".Ну конечно, иногда и рявкнуть надо, только к месту и редко - тогда и "рявк" твой куда как быстрее выполняется - раз уж ТЫ кричишь - значит, действительно, не до жиру, надо пошевеливаться. И тех кто кричит - спрашивай медленно, глядишь, что и полезное выяснится. А то бывает, орут "быстрей!", ты побежишь, как с хрена сорвавшись, и только по прибытии узнаешь, что с собой надо было дефибриллятор нести или, корнцанг, к примеру, потому как у тебя там человек куском мяса подавился....

... Поэтому я глубоко вдохнул, сказал себе: "и-раз", и только потом не спеша обратился к Михайловне:

- Ну, что там случилось. Только спокойно, без этого... "Гондурас в огне!"

-Больной ваш...сбесился...убить всех хочет.

Так. Сработал -таки атропин! Оценив обстановку, я пришел к выводу, что с операционного стола больной все же не убежит, да и убийственных поползновений он, вроде, не проявляет. Надо идти, однако, Родину, то бишь, родное отделение от врага спасать...

Скорым шагом (еще один завет, полученный от Павловича гласил: "Торопись медленно! Ты должен иметь возможность сразу после прибытия начать искусственную вентиляцию легких. А не отдуваться, как марафонец на финише!. А комплекс АВС - air,breathing,circulation- любой водитель знать обязан, не то что сотрудник медучреждения...") я дошел до отделения и еще из-за двери услыхал и неразборчиво что-то бубнившие голоса и Ленки Сорокиной, и Корнеевны(стало быть, не убил сотрудников!) и пронзительно высокий голос ветерана Сидоровича:

-Кровь мою хотите всю забрать! Подходите!

Войдя в палату, я застал опасливо стоящих на безопасном расстоянии санитарку и медсестру, при моем появлении быстро метнувшихся ко мне за спину, и дедушку Сидоровича, крепко вцепившегося в ножку табурета, которым он с самым недвусмысленным образом помахивал у себя над головой. Совершенно безумным взором ветеран скользил по сторонам, временами останавливаясь на соседке по палате - молодице, позавчера оперированной по поводу внематочной беременности, которая прикрылась до кончика носа одеялом и тихо подвывала от страха.

Я хотел ласково- успокаивающе, как и рекомендуют в учебниках., начать с пациентом беседу, но он сам ее со мной начал, причем с весьма неожиданного вопроса:

- Ты за Жукова или за Берию?

Вот же, блин... Раньше я, конечно, и не раздумывал бы, сразу бы ляпнул: "За Жукова!". А теперь...хрен его знает. Скажешь "за Жукова", а вдруг он очень любит книги Мухина, и весь из себя - за Берию! Тем более, прочитав, скуки ради, массу исторической и не очень литературы, я и сам как-то и Георгия Константиновича перестал воспринимать, как единственного спасителя СССР во времена войны, да и Лаврентий Павлович, как оказывается, был не таким уж чертом с рогами, каким нам его малевали все эти годы...

-Кровь мою взять хотите? - снова кричал ветеран. Далась ему эта кровь... а пульс все же у него нормальный - с радостью отметил я, бросив взгляд на монитор, на который подавалась информация с чудом не отклеившегося с левого плеча больного электрода. Вот и поди ж ты - инфаркт, да и рак у него, а во время буйства человека ничего не берет. Неизвестно, правда, что потом будет, но до этого потом дожить еще надо, и, между прочим не одному ветерану Сидоровичу. Оглоушит сейчас мою внематочницу по голове, потом будешь доказывать, что "хотел, как лучше"...

Схватив с незанятой койки одеяло и, растянув его пред собой на руках, я медленно двинулся к больному. Неловко размахнувшись Сидорович попробовал нанести мне удар табуреткой, но я легко принял это удар на одеяло, обезоружив старика. Навалившись со всех сторон, мы втроем повалили его на кровать. Сила у него еще была, и он пытался вырваться, но с сумасшедшим прокурором, наставившим мне синяков и шишек ему, конечно, было не тягаться. Лена быстро вкатила пациенту пару миллилитров реланиума, Сидорович засопел и обмяк. Надежно прификсировав его к кровати и, наложив новые электроды на грудь, мы перевели дух. А ведь из-за ерундовой коробочки с батарейкой, цена которой даже для нашей больницы - несчастных сто-двести баксов, едва беды не случилось.

Горестно раздумывая о дальнейшей судьбе отечественной медицины я закончил наркоз (кровь как раз подвезли лишь к самому концу операции, благо, что закончилась она все-таки успешно) я поплелся на утреннюю планерку. Выслушав очередную порцию указаний, спущенных сверху, о необходимости в очередной раз решительно и радикально все углубить , усилить, ускорить я еще больше захандрил.