Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой

– Как вы думаете, Борис, видео с пребыванием некоего субъекта S в квартире человека, которого он всячески дискредитирует и гнобит на людях, может стать доказательством необъективности субъекта S? Желательно, конечно, доказать проникновение в чужую квартиру в отсутствие хозяина, – выпалил я, прикинув, что времени у нас минуты 3–4, включая пересечение двора, подъем на лифте, звонок, топтание у двери, возвращение к исходной позиции у подъезда.

Интуиция следователя и интуиция поклонника Викиной красоты, задействованные одновременно, обеспечили Бориса практически экстрасенсорными способностями, и загадку он разрешил меньше чем за 10 секунд.

– Этот пижон Викторию, что ли, донимает? – Он сразу попал в точку.

– Хуже, чем вы можете себе представить, – мгновенно выпалил я.

Вручив в огромные ручищи следователя телефон, где хранилась наша с Сандалетиным страстная переписка, я вкратце изложил суть дела.

– Армия. Это он тебя запугивает? – хмуро поинтересовался Борис.

– Меня, – вздохнул я.

– Ничего вы своей записью в квартире не сделаете. Ерунда ваш план! – все так же хмуро сказал Борис и неожиданно добавил: – Сейчас, как только этот крендель войдет в подъезд, пиши ему про коврик и про ключ.

В этот момент я вдруг почувствовал леденящую дрожь от неприятного предположения. Рядом с Миллер я почему-то верил в то, что все происходящее непременно достигнет желаемого эффекта. Однако под воздействием трезвомыслящего Бориса привкус абсурда стал невыносим, как пересоленный суп. Я попытался представить себя на месте Сандалетина и отчетливо понял, что я бы в квартиру не вошел ни за что. Как бы хозяйка ни задерживалась, дождался бы снаружи.

– Свой ключ отдаешь мне, а сам заходишь в квартиру сразу после меня, – продолжал Борис, попутно извлекая с заднего сиденья синий китель.

Попросив о помощи, отнекиваться было поздно.

– А если Сандалетин останется ждать снаружи? – спросил я, указывая на долговязую фигуру, появившуюся у подъезда.

Борис скользнул по герою беглым взглядом, продолжая упаковываться в форму.

– Вряд ли. Модничает, я смотрю, ваш Санадлетин: полупальтишко, ботиночки на тонкой подошве. Нет, на улице он долго не прождет.

– А если в подъезде останется? – не унимался я, с ужасом понимая, что на кон этой игры поставлено слишком много чужих фишек.

– Такой гусь не останется. Западло ему в подъезде стенки подпирать. Пиши уже свое эсэмэс, – приказал Борис, и я нажал «отправить», надеясь, что реализм возьмет верх над стихией абсурда.

– Если все вокруг становится одноразовым, то и человек рано или поздно станет одноразовым, – пробормотала Вика, осматривая юбку, разошедшуюся по шву, после моего вчерашнего перфоманса в духе «Основного инстинкта».

Тетка сунула мне под нос бирку «Dolce&Gabbana». В брендах я не разбираюсь совсем, но про D&G, конечно, слышал, и, судя по злобно раздувающимся ноздрям Вики, это была не подделка, во всяком случае, заплачено за юбку было как за подлинник. Именно по состоянию юбки она и поняла, что в ее отсутствие здесь произошло что-то выходящее за границы добра и зла.

– Ты еще и Бориса сюда втянул! И как, по-твоему, я буду все это расхлебывать? – причитала Вика, слушая подробности. – Скажи-ка, дорогуша, – вдруг сощурилась она. – Я тебя просила держаться от Миллер подальше?

– Вика, она хотела помочь… – начал я.

– Я просила тебя? – зло перебила она.

– Просила, но…

Виктория не дала мне договорить, сорвавшись на крик:

– Что она тебе рассказывала? А? Про Пигмалиона рассказывала? Про Галатею? Про акт творения?

– Вообще-то нет, – честно соврал я, так как про все это слышал только от девочек, а не от самой Миллер.

– Значит, расскажет еще. Только она не Пигмалион никакой. Ей нужно зрелище, представление. Что, ты говоришь, у нее было? Камера? Ну да, конечно! Камера и мой родной племянник в кудрях и юбке. И главный придурок нашего факультета у меня в квартире. Браво, Ада Львовна!

Вика волчком завертелась по комнате.

– И что из того? – недоумевал я. – Миллер с нами по пути. Ей тоже мешает Сандалетин.

Я был зол на Вику, отказываясь понимать ее упорство.

– Вместо того чтобы орать на Миллер по телефону и обзывать старой извращенкой, надо было ей спасибо сказать, – добавил я.

– Переживет, – усмехнулась тетка. – Интересно, ей-то чем Сандалетин помешал?

– Она не сказала, – вынужден был признать я.

– Вот именно, – со вздохом произнесла Вика, усаживаясь к форточке с сигаретой. – Откуда Аде Львовне стала известна история с книгой Милашевского и то, как я опростоволосилась?

– Она утверждает, что дружила с Милашевским и он сам говорил, что отдал материалы для фиксации авторства.

Стеклянными глазами Вика смотрела вдаль, как Тутанхамон с крышки саркофага.

– Ну, может, и правда, – наконец отозвалась она.

Кажется, здравый смысл возвращался в эту кудрявую голову.

– Город маленький. Такое шило в мешочке нашего научного мира не утаишь… А ты действительно думаешь, что Сандалетин спутал тебя со мной?

– Если бы не спутал, он не поддался бы на уловку с ключом.

Вика наконец-то улыбнулась, а то я уже заподозрил, что разыгравшаяся паранойя помешает ей оценить красоту нашей с Миллер игры.

– Рассказывай, – приказала она, устраиваясь с чашкой чая на диван.

Но наша Бейкер-стрит, а точнее сказать, наш проходной двор имел на этот вечер свои планы. В дверь позвонили.

– Извините, я думал, что она утром прилетела. – На пороге снова стоял Вадим, по случаю ночного времени в очках с более светлыми, но все же не вовсе прозрачными линзами, которые теперь совершенно не препятствовали прожигать собеседника взглядом до самых потаенных душевных уголков. Этим наш гость и занялся незамедлительно, как только я открыл дверь.

– Кто там? – сонно промямлила тетка из комнаты.

Однако Вампир не смутился этим слабеньким голоском и прошагал в комнату, коротко буркнув мне «спасибо».

– Черт, – услышал я за своей спиной голос Вики, – это все дорога, я почти не спала. Подождите пять минут, я сейчас.

Пропуская ее в ванную, Вадим улыбнулся, как будто смял забытую на лице маску.

– Что такое выездная социология? – решил полюбопытствовать я, раз уж все равно остался с нежданным гостем наедине.

Он удивленно склонил голову набок и взглянул на меня с недоумением, как смотрит ловчий беркут, которому внезапно сняли с головы его клобучок. Через секунду беркут сориентировался и улыбнулся, просияв ровными, явно отбеленными зубами.

– Это ваша тетя вам так сказала? – обратился он ко мне, как дяденька-профессор к десятилетнему мальчику-гимназисту. Этим Вампир выбесил окончательно.