Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой

– Вообще-то в Москве, – ответил я.

– И-и-и? – протянул следователь.

– У меня есть эсэмэс от нее, – пробубнил Сандалетин, делая попытку опустить под стол руку.

– Руки! Тебе кто разрешил?! – снова прикрикнул Борис и в следующую секунду обратился ко мне с издевкой в голосе: – И чему учит тебя этот преподаватель? Не филолог он, часом?

– Он самый, филолог, – честно признался я.

– Так, так, так. Господин, как там вас… – усердствовал Борис.

– Кирилл Михайлович Сандалетин, – сдавленным шепотом представился гость. – Доцент, кандидат наук.

– И на кого работаете, Кирилл Михайлович, доцент, кандидат наук? – издевался Борис.

– Что?.. – опешил Сандалетин.

– Через плечо и в ухо! На кого работаешь?

– Я в университете вообще-то работаю. Я доцент на кафедре современного русского языка и литературы двадцатого – двадцать первого веков, – с достоинством, насколько его можно себе представить в подобной ситуации, ответил грозный мститель.

– Не, нормально. – Борис яростно расхохотался. Он так преуспел в своем мнимом веселье, что даже отвел руку от затылка задержанного, но тут же скомандовал, демонстрируя, что все под контролем. – Живо на меня посмотрел, доцент!.. Ну и ну!.. Тут, значит, у Виктории Александровны в квартире материалы по нескольким уголовным делам лежат. Между прочим, одно из этих дел я расследую, да будет тебе известно. Дело у генерала на личном контроле. Под колпаком работаю, головой отвечаю. И значит, только хозяйка за порог, у нас тут еще один филолог нарисовался! Как интересно-то, да?!

– Я пришел, потому что меня пригласили… Виктория назначила мне тут встречу… – начал Сандалетин, но Борис не стал его слушать, огорошив вопросом:

– Встречу тебе назначила! Так ты на свидание, значит, пришел?

– Да, – выдавил Сандалетин, потому что на словах о свидании хватка Бориса явно усилилась.

Желчно усмехаясь, Борис обратился ко мне:

– Саш, ты посмотри, как у нас доценты на свидания ходят! Ни тебе цветов, ни конфет, про шампанское я уж вообще молчу!

Сандалетин тоже молчал. Борис дернул гостя за воротник так, что Кирилл Михайлович принял вертикальное положение. Зрелище это было жалкое. Глаза доцента увлажнились, лицо стало красным от натуги, так как требовалось немало сил, чтобы удерживать на своем загривке мужика комплекции нашего следователя. Обычно надменный взгляд стал растерянным и жалким, белая наглаженная рубашка парашютом топорщилась в вырез горчичного пиджака, плечи которого болтались теперь совершенно самостоятельно почти на уровне его ушей. Вялой посадкой и вселенской грустью на вытянувшемся и ставшем бугроватым лице, похожем на женский чулок с чесноком, Сандалетин напоминал тряпичную куклу без костей и собственной воли.

– Что ж, тебе в твоем университете совсем не платят, что ты девушке подарок принести не можешь? – продолжал злорадствовать Борис и вдруг сказал беззлобно и почти даже дружелюбно: —Кому ты рассказываешь, а, доцент?

Сандалетин встрепенулся, поднял глаза и даже потянул легонько вниз пиджак, так что плечи почти сели на место. После чего почти ничто не напоминало о недавнем падении доцента мордой об стол, кроме торчащей под подбородком рубашки.

– Это правда, у меня доказательства есть, – пробормотал Сандалетин, смелея.

– Доказательства. – Борис хмыкнул и продолжил в том же доброжелательном тоне: – Ты давай не мямли мне тут, а скажи сразу, какого хера ты тут делаешь и кто тебе за это платит? У меня тут материалы по двойному убийству… Ты понимаешь, что это такое?

– По какому еще убийству? Вы вообще о чем? – встрепенулся мой горе-преподаватель.

Борис покачал головой и показал пальцем на материалы дела, в беспорядке валявшиеся на столе. Голос его снова стал строгим, как у человека, обманутого в его лучших ожиданиях:

– Ты мне баки-то не забивай, доцент. Бумажечки-то, я смотрю, уже разложил. Ход расследования восстанавливаешь. Саша, ты, часом, не в курсе, этот филолог экспертом нигде не подрабатывает?

– Ну, в юрислингвистике он понимает не меньше Вики, было время, они даже вместе работали… – сказал я, со всей ясностью понимая, что значит выражение «правду говорить легко и приятно».

– Вместе работали?! Вот как! И теперь работают?

– Нет, нет, что вы, Борис Анатольевич. Они с Викой не только теперь не работают, но даже не разговаривают. Разногласия на научной почве. Я потому и удивляюсь, что он вообще здесь оказался.

Борис присвистнул:

– А что ж ты раньше мне об этом не сказал? Мы бы уже в отдел ехали по этому поводу беседовать.

Следователь склонился над самым ухом Сандалетина:

– Сдается мне, что тот, кто тебя нанял эти материалы подсмотреть, так нехиленько причастен к этим двум жмурам. Так ведь, Кирилл Михайлович? – нарочито ласково промурлыкал Борис.

– П-п-подождите, тут какое-то недоразумение. – Сандалетин даже начал заикаться и уже ничего не объяснял, а только повторял «эсэмэс, эсэмэс» и протягивал свой телефон, который потихоньку вытащил из кармана после того, как Борис разрешил ему сидеть прямо.

– Ты здесь – «недоразумение», – пробормотал Борис, взяв телефон. – Ну и что? – проворчал он, изучив послания.

– Вы же видите, она сама меня пригласила!

– Ты кого лечишь?! Это не ее номер! – молниеносно среагировал Борис, который, как выяснилось, мастерски умел использовать сленговое богатство русского языка для психологического воздействия на задержанного. Я не слышал, чтобы он выражался подобным образом в другое время.

– Я же вам говорю, Вика вчера улетела в Москву по семейным делам, – встрял я. – У меня электронные билеты в почте и чек оплаты, если надо, есть. Говорю же, улетела она!

– Зачем вы врете, Александр, – с видом оскорбленной добродетели вскинулся Сандалетин, тряхнув длинной косой челкой романтического героя. – Я ее своими глазами вчера видел.

– Эту байку адвокату расскажешь. Ему за доверчивость деньги платят, – не оценил оскорбленной добродетели Борис.

– Какому адвокату?! Вы что рехнулись?! – взвизгнул Кирилл Михайлович.

За время нашей крайне содержательной и эмоционально насыщенной беседы доцент сменил уже несколько окрасок на физиономии: из красного превратился в бледно-серого, а теперь стал бледно-сизоватым, чем доставил мне неописуемое эстетическое удовольствие. Теперь это посеревшее от ужаса лицо пучило на нас глаза и пыталось доказать, что они с Викой давние друзья, что она сама оставила ключ от квартиры под ковриком, что так у них уговорено, в общем, рассказывал ровно то, что и рассчитывал услышать Борис, когда начинал разыгрывать этот спектакль вместо того, что запланировали мы с Миллер.

– Думаете, откуда я это знаю? Мозги-то включите, – верещал доцент.