Мэри Кубика - Моя малышка

Той ночью мне приснилось стадо антилоп. Они скакали по африканской саванне – вольные, свободные звери. Вот бы и мне так, подумала я.

Готовимся ко сну, когда в спальню заглядывает Уиллоу и желает спокойной ночи. Голос, как всегда, звучит робко, нерешительно. Зои лежит на моей кровати, устремив невидящий взгляд на экран телевизора. Идет какой-то юмористический сериал. Каждый раз, когда кто-то произносит «блин» или «песец», невольно передергиваюсь. И когда герои целуются, тоже. С каких пор это успело заменить канал «Дисней»? Не рановато ли моей двенадцатилетней дочери смотреть программы, где через слово вставляют сексуальные намеки и взрослый юмор? Однако Зои, кажется, думает о своем. На экране какой-то мужчина выходит из супермаркета и, направляясь к машине, поскальзывается на льду и с размаху плюхается на пятую точку. Рядом с ним, описав в воздухе дугу, шлепается упаковка яиц. За кадром раздается смех, но Зои не смеется. Дочка поворачивается к Уиллоу. Взгляд карих глаз холоден и неприветлив. Взяв пульт, Зои прибавляет звук, заглушая и без того тихий голос Уиллоу.

Зои обижена. Обижена потому, что я забыла забрать ее с тренировки. Совсем закрутилась с Уиллоу и ребенком. Зои пришлось ждать лишний час, а может, и больше, пока тренер Сэм пытался дозвониться мне на мобильный телефон. Наконец это ему удалось, и Сэм напомнил, что дочь дожидается меня в Экхарт-парке. Между тем солнце садилось все ниже и ниже. К тому времени, как мы доехали до парка, другие девочки из команды давно разошлись. Тренер Сэм старался держаться вежливо, однако тон был холоден. Когда в ответ на бурные потоки моих извинений тренер отвечал «ничего страшного», в голосе чувствовалось раздражение.

До дома доехали в полном молчании. Зои весь вечер не разговаривала ни со мной, ни с Уиллоу. Сразу приняла душ, залезла под одеяло и коротко объявила, что хочет побыть одна. Меня ее реакция, конечно, не удивила. По застывшему взгляду и мрачному лицу сразу поняла, что теперь дочка меня ненавидит, так же как и все остальное. Теперь и я тоже попала в бесконечный список того, что Зои «терпеть не может» – вместе с домашней работой по математике, фасолью и учительницей-занудой. Я, родная мать.

Но ребенок, малышка – это же совсем другое дело. С личика не сходит беззубая улыбка. Девочка что-то весело лопочет. Для меня ее невнятный лепет звучит точно музыка. Жадно прижимаю ее к себе, не желая никому отдавать. Когда девочка снова зарывается носиком в мою рубашку, ища сосок, спешу на кухню за молочной смесью. При этом Уиллоу не предупреждаю и разрешения не спрашиваю. Знаю – если предложу покормить ребенка, девушка заявит, что справится сама, и тогда придется передать малышку ей, а это выше моих сил. Поэтому просто стояла в темной кухне, кормила Руби, щекотала ее крошечные пяточки, вытирала личико махровым полотенцем, когда смесь начинала течь по маленькому подбородку. И тут Уиллоу у меня за спиной объявила:

– Пора давать Руби лекарство, мэм.

Едва не подпрыгнула от неожиданности. Меня застали с поличным. Поймали на месте преступления. С одной стороны, слова Уиллоу звучали вполне вежливо и доброжелательно, однако девушка буравила меня таким взглядом, что я сразу почувствовала себя виноватой. А увидев Уиллоу рассерженной, вдруг стала ее побаиваться. Кто знает, что она может сделать мне или даже ребенку?

И снова ваза сменилась профилями. Беззащитная девочка, испытывающая слабость перед горячим шоколадом, превратилась в уличную девицу, втершуюся ко мне в доверие. Уиллоу стояла на кухне, вытянув руки перед собой, готовая забрать Руби. Одета она была в очередные не нужные Зои вещи: джинсы с дырой на колене и рубашку с длинными рукавами, которые Уиллоу доходили только до середины предплечья. Открытую часть рук покрывали мурашки, волоски встали дыбом. Уиллоу стояла на полу в носках, через дыру в одном из которых наружу выглядывал большой палец. Глядя на этот палец, я поражалась собственной наивности. Как можно было притащить эту особу в дом? Что, если Крис прав на ее счет? Спеша помочь Уиллоу, даже не подумала, какие последствия мои опрометчивые поступки могут иметь для благополучия всей семьи. Так беспокоилась за эту незнакомую девушку, что совсем забыла об интересах Криса и Зои. Вдруг Уиллоу может представлять опасность?

Невольно кошусь на ящик, где среди всяких мелочей – свечей для именинного торта, спичек, неработающих фонариков – лежит швейцарский армейский нож. Я ведь толком ничего не знаю об Уиллоу – кто она такая, почему жила на улице?

Уиллоу не спрашивает, зачем я взяла ребенка. Просто стоит и смотрит на меня. Потом молча забирает девочку. Вот так, легко и просто. Растерянно застываю. Дыхание перехватывает. Помогаю Уиллоу дать Руби жидкий антибиотик, потом она, к моему ужасу, разворачивается и идет прочь. Уносит ребенка, которого я только что держала на руках и кормила. Без Руби чувствую себя обделенной, потерянной. Наблюдаю, как Уиллоу, скрестив ноги, устраивается на диване и кладет девочку на колени, заворачивая ее в розовое шерстяное одеяльце, точно гусеничку в кокон.

У меня же в руке остается только пустая бутылочка. Едва сдерживаю слезы. Отчаянно хочется снова прижать к себе Руби. Снова думаю о своем аборте, о маленькой Джулиэт. На сердце становится невыносимо тяжело. Разрываюсь между тоской по Руби и тоской по Джулиэт, моей Джулиэт, которую после операции выбросили, точно отходы.

Сколько стояла на пороге между кухней и гостиной, не знаю. Мне не хватало воздуха, губы и пальцы рук и ног покалывало. Вцепилась в гранитную столешницу так крепко, что побелели костяшки. Боялась потерять сознание или забиться в припадке. Представила, как корчусь на паркетном полу кухни, а Уиллоу с Зои и дела до меня нет. Одна смотрит «Улицу Сезам», вторая – свой дурацкий ситком. Представив эту картину, начинаю злиться на обеих черствых, равнодушных девиц – пусть даже никакого припадка у меня на самом деле не случилось.

Теперь стою в ванной. Зои лежит под одеялом и смотрит по телевизору свою ерунду. Уиллоу приближается к двери ванной и смущенно замирает. Смотрит, как вешаю драгоценную золотую цепочку с папиным обручальным кольцом на крючок в виде резной птички, выкрашенной красной краской с эффектом состаренной поверхности. И повторяет:

– Спокойной ночи.

Не глядя на нее, бормочу то же самое в ответ. Когда Уиллоу выходит, глубоко вздыхаю. Надеваю атласную ночную рубашку и, закрыв дверь ванной, ложусь в кровать рядом с Зои. Швейцарский армейский нож надежно спрятан под подушкой.

Всю ночь не могу уснуть. Ворочаюсь, стараясь не разбудить Зои. Дочка спит на самом краю, повернувшись ко мне спиной, чтобы случайно меня не коснуться. А ведь раньше Зои сама просилась в постель ко мне и Крису и спала сладким сном между мамой и папой. Теперь же отодвинулась так далеко, что вот-вот свалится с кровати.