Мэри Лу Лонгворт - Смерть на винограднике

— Привет! — поспешно произнес мужчина, закрывая за собой дверь. — Вот так сюрприз!

— Ничего странного, — отозвалась мадам Даррас. — Это же моя родина.

— Вот как? — переспросил он.

— Я здесь выросла, — объяснила она. — А вот здесь жила Филомена.

— Правда? — Он принужденно улыбнулся. — И давно вы здесь стоите?

Мадам Даррас вздохнула.

— Нет, конечно. С какой стати, если Филомена здесь больше не живет?

Она злилась на этого человека, злилась на свой городок, который так сильно изменился (притом без ее ведома и согласия), злилась, что дом Филомены куда-то подевался и что она не может повидаться с давней подругой (на самом деле Полин Даррас была слишком одержима снобизмом, чтобы общаться с Филоменой Жубер — особой, которая гордилась сорокалетним стажем работы в канцелярии одной из школ Экса и своим мужем-печатником).

Ее собеседник сделал шаг вперед, и мадам Даррас в тревоге попятилась.

— Да я просто открываю дверцу машины, — заверил он. — Вы сюда на машине приехали?

— Нет, конечно! Машину я не вожу.

— В таком случае позвольте отвезти вас обратно в Экс. — Он указал на пассажирское сиденье. — Только надо поспешить, а не то попадем в пробку. — Он заметил, что она обмахивается ладонью, и добавил: — В машине кондиционер.

— Ну хорошо, — смирилась мадам Даррас. — Мне еще ужин готовить.

— Разумеется. — Ее собеседник взглянул на часы. — В таком случае поторопимся. — Он предложил ей согнутую в локте руку, обвел вокруг машины к пассажирскому месту и помог сесть, подержав сумочку, пока она размещала ноги в машине. Потом быстро обошел вокруг машины к противоположной дверце, сел, завел двигатель и выехал задним ходом — слишком быстро и даже не глядя на дорогу, по мнению мадам Даррас.

— Мы поедем живописной дорогой через лес, — объявил он. — Route nationale [18] Национальная трасса ( фр .). стала слишком оживленной.

Мадам Даррас слишком устала, чтобы спорить. Поскольку у стоп-сигнала он едва сбавил скорость, ей пришлось повернуть голову, чтобы в последний раз взглянуть на церковь с округлой апсидой. Она перевела взгляд на мужчину: уже не улыбаясь, он смотрел прямо перед собой и крепко сжимал руль обеими руками.

— Что скажешь? — спросила Марин. Она стояла, подбоченившись, посреди гостиной, в голубом шелковом платье с запа́хом и зеленых босоножках на шпильках.

— Ты выглядишь настолько бесподобно, что мы, пожалуй, никуда сегодня вечером не пойдем, — заявил Верлак, откладывая книгу, чтобы не рассеивалось внимание. — Ты уверена, что хочешь? — продолжал он. Поднявшись с дивана, он подошел к Марин и поцеловал ее в лоб, для чего ему пришлось почти привстать на цыпочки.

— Конечно, хочу, — ответила она. — Я же сказала.

— И ты не против дюжины курильщиков с сигарами?

Марин рассмеялась:

— Дюжины курильщиков с сигарами под открытым небом, теплым вечером в конце лета? Нет. Это лучше, чем составлять тебе компанию, пока ты куришь в своем «Порше», наглухо закрыв окна.

— Э, так нечестно! — возмутился Верлак. — Окна я всегда открываю.

Марин улыбнулась:

— Правильно. Только один раз не стал, да и то потому, что начался дождь. К тому же ты пообещал мне сегодня вечером вкусную еду и отличные вина, так что пойдем, пока я не передумала. Остальные жены и подружки тоже там будут, да?

— Дважды в год это дозволяется, — ответил Верлак. — Но всего два раза в год. И конечно, Пьер с Жан-Марком тоже будут там.

— Но ведь они же пара! Разве это разрешено правилами?

— Конечно, ведь в клубе состоят оба — и Пьер, и Жан-Марк, — объяснил Верлак, снимая пиджак с вешалки в холле. — И потом, сомневаюсь, что кто-то еще уже успел узнать, какие между ними отношения.

Марин подкрасила губы перед зеркалом в холле, сжала их, выравнивая помаду, потом отозвалась:

— А я уверена, что остальные уже поняли, что к чему. Не такие уж они тугодумы. — Она улыбнулась Верлаку, и он рассмеялся, понимая, что его дразнят. Признание обоих мужчин, что они любят друг друга, для него стало полной неожиданностью.

— Кто сегодня устраивает ужин для клуба любителей сигар? — спросила Марин.

— Жакоб, — ответил Верлак. — Он наполовину египтянин, наполовину француз. А работает в лондонском Сити.

— В лондонском? Почему так далеко?

— Скоро узнаешь.

Пятнадцать минут спустя Верлак въехал на своем «Порше» в высокие черные, гостеприимно распахнутые ворота.

— Какая красота! — воскликнула Марин, высовывая голову в окно. — Глупо звучит, но я просто обожаю эту подъездную дорожку!

Верлак улыбнулся и опустил стекло в окне со своей стороны. Ему был приятен энтузиазм, с которым Марин воспринимала все вокруг, вплоть до подъездной дорожки. Птицы щебетали, перепархивая с платанов на пинии, растущие вдоль обочин.

— Ты права, — сказал Верлак. — Я бывал здесь и раньше, но только поздно вечером. А теперь понимаю, что ты имеешь в виду.

Подъездная дорожка была грунтовой, две узких полосы тротуарных плиток служили направляющими для колес автомобиля. Между плитками и вокруг них росла изумрудная трава, и гость, подъезжая к дому, замечал не бетон или камень, а зелень . Почему-то от пения цикад, вечернего тепла и вида зеленой травы на глаза у Верлака навернулись слезы умиления. Автомобиль медленно прокатился по дорожке и остановился на большой, усыпанной гравием парковке.

Тщательно ухоженный «Ситроен» Пьера выглядел карликом рядом с остальными машинами, главным образом немецкого производства, причем три из четырех были внедорожниками. Пьер и Жан-Марк как раз выбирались из синего автомобильчика и сразу же поспешили к Верлаку с традиционными bise. Внимание мужчин привлек новенький серебристый «Порше Кайен».

— Чей это? — спросил Пьер. — Что-то не узнаю.

— Кристофа Шазо, — ответил Верлак. — Он рассказывал мне об этой машине, когда мы случайно встретились в «Мазарини».

Жан-Марк обошел вокруг «Кайена». Марин с улыбкой наблюдала за мужчинами.

— Вы прямо как подростки, — заметила она.

Пьер пожал плечами:

— Красивые они, что тут еще скажешь?

Верлак сбил комок грязи, прилипший к колпаку левого заднего колеса.

— Кристофу пора помыть свою новую красавицу.

— Эй, что это с Марин? — вдруг воскликнул Пьер.

Обернувшись, Верлак увидел, что Марин не сводит глаз с дома.

— Марин! — окликнул ее Жан-Марк. — Ты что, язык проглотила?

— Тс-с-с! — Марин поспешно вернулась к ним. — Услышат!

— Тебе нравятся дома, а нам — машины, — подытожил Верлак.

— Впечатляет, верно? — кивнул Пьер.

— Да, впечатляет, но не подавляет размахом, — согласилась она. — По-моему, это самый красивый дом, какой я видела в жизни.

Мужчины невольно повернулись и обвели взглядами трехсотлетний mas [19] Мас — название традиционного сельского дома на юге Франции. . Этот дом, несмотря на свои размеры, — Пьер прикинул, что в нем, должно быть, спален двенадцать, — выглядел непритязательно. Казалось, свое существование он начал в виде manoir — усадьбы зажиточного крестьянина, а потом на редкость гармонично достраивался на протяжении десятилетий и веков. Каменные стены были грубыми, неоштукатуренными, ставни выкрашены светло-серой краской. Дом окружала флора Прованса — мириады оттенков зеленого и серого и отдельно стоящие высокие тонкие кипарисы. Они двинулись в обход дома — в ту сторону, откуда доносились музыка, голоса и смех. С десяток пар расположились вокруг вытянутого, плавно закругленного бассейна. Северную оконечность бассейна защищала от ветра каменная стена высотой футов пять, над стеной высились холмы с террасами виноградников. К западу от дома находился еще один, более высокий и крутой холм, где на террасах был разбит сад: небольшие, округло подстриженные живые изгороди из самшита, клумбы розмарина, тимьяна, лаванды, там и сям — средиземноморские цветы, любящие солнце, не слишком требовательные к почве и поливу и способные выдержать местные холодные зимы.