Мэри Лу Лонгворт - Смерть на винограднике

Боннар смотрел на юношу, представляя себе, как позднее, вечером, будет описывать его в разговоре с Элизой. Имен кинозвезд он обычно не запоминал, поэтому не мог сказать, что Тебо похож на кого-то из них. Светло-голубые глаза, правильный овал лица и полные губы эксперта по винам были красивы, но Боннара особенно поразили его густые светлые волнистые волосы и элегантная одежда — бледно-зеленый льняной костюм с розовым в мелкий горошек галстуком-бабочкой и белые лакированные туфли-броги.

— Значит, вор вернулся, — сказал Тебо, с явным восхищением оглядывая дом Боннара и многочисленные надворные постройки.

— Да, причем когда все мы были дома, — подтвердил Боннар. — Я заметил пропажу сегодня рано утром, и мы с сыном попытались выяснить, что именно было украдено. Как и в первый раз, пропали бутылка там, бутылка сям, и необязательно наши самые ценные вина.

— Вот как? — удивился Тебо. — Обычно во второй раз вор проявляет больше избирательности. — Тебо оглянулся на массивные чугунные ворота усадьбы и высокую каменную стену, окружающую двор. — Он пришел и ушел пешком?

— Видимо, да. Мы с женой спим чутко, так что наверняка услышали бы машину. С другой стороны, мы же не слышали, как вор выносил бутылки из погреба!

— Как он перебрался через эту стену? — спросил Тебо.

— Наверное, прошел через виноградник. За домом есть калитка, ведущая в старый огород, а оттуда — на виноградник и к шоссе. Замок на калитке давным-давно сломан. Я как раз сегодня утром вспомнил о ней, и сын запер ее на висячий замок.

— А полиция приезжала искать отпечатки пальцев?

— Да, сегодня. Я и не знал, что существует база отпечатков воров, которые крадут вино.

— Винные кражи — крупный и на удивление распространенный бизнес. Каждый день я читаю отчеты о кражах вин — от сотен бутылок до одной-двух. Поразительно, на что готовы люди ради виноградного сока. — Тебо ироничной улыбкой напомнил, что и сам отсидел пять лет за кражу вина.

Они шагали через усыпанный гравием двор усадьбы, Тебо восхищался изысканными пропорциями и теплым оттенком каменных стен дома и флигелей по обеим сторонам от него.

— Бывает так, что воруют всего по несколько бутылок? — спросил Боннар.

— Увы, бывает, — ответил Тебо. — Один высокопоставленный французский дипломат в прошлом месяце был смещен со своего поста в Гонконге за кражу из закрытого клуба двух бутылок выдержанного бордо стоимостью более пяти тысяч евро. Полагаю, он рассчитывал на свою дипломатическую неприкосновенность. По крайней мере вкус у него неплох. — Тебо засмеялся своей шутке. — Но чаще всего вино крадут профессионалы, преступники высшего уровня, вроде тех, кто на заказ похищает картины старых мастеров и особо ценный антиквариат. Обычно они заранее знают, что им предстоит украсть, и совершают кражу если не с первого, то со второго раза. Но ваш случай на такой не похож. — Тебо нахмурился, словно разочарованный дилетантством неизвестного вора из поместья Боклер. — Покажите мне погреб, хочу осмотреться в нем, но если моя догадка верна, пожалуй, ваш вор — никакой не вор.

Верлак наблюдал, как Марин пишет, склонившись над обеденным столом. Все выходные она была необычно молчалива, а сегодня утром в половине одиннадцатого отправилась вместе с родителями к мессе, чего раньше не делала. Она объяснила, что хочет послушать новый орган, но объяснение звучало неубедительно, а сразу по возвращении домой она позвонила Сильви по мобильнику, закрывшись в спальне Верлака. Но и в этом не было ничего необычного — подумав, Верлак решил, что у Сильви новый мужчина. По крайней мере он надеялся на это.

— Я приготовлю ужин, — сказал он, откладывая книгу.

— Что, прости?

— Я сказал, что сегодня ужин готовлю я. У тебя ведь завтра занятия с самого утра, так?

Марин обернулась к нему:

— Да, по понедельникам я начинаю рано. Спасибо.

— Все хорошо?

Вчера, когда он вернулся из Дворца правосудия, им пришлось быстро собираться на пятидесятилетний юбилей одной из коллег Марин. Вернулись они в два часа ночи, совершенно измочаленные, и шансов поговорить перед сном у них не было никаких. А утром, когда Марин ушла к мессе, Верлак заскочил на рынок на площади Ришельм и купил инжира, свежего шевра и бекона, которые собирался запечь в духовке.

Марин кивнула, снова принимаясь писать.

— Да, все в порядке. А как твои расследования?

— Завтра допрашиваем больничный персонал, — ответил Верлак. — То есть тех сотрудников, кто заходил в палату к мадемуазель Монмори. Да еще мадам Даррас снова пропала.

— Тетушка Кристофа?

— Да. И не возвращалась с самой пятницы.

— Боже мой! Какой ужас! Есть какие-нибудь зацепки? — спросила Марин.

— Пока никаких. Я поручил поиски молодому офицеру из Эльзаса, и он разослал ее фотографию и словесное описание примет по больницам, вокзалам и так далее. — В эту минуту мобильник Верлака зазвонил, на экране появилось имя Жюля Шельфера. — А вот как раз и он — тот офицер из Эльзаса, о котором я говорю. Извини, Марин.

Марин скрестила пальцы на удачу и продолжала читать, но никак не могла сосредоточиться. Спустя несколько минут Верлак вернулся в гостиную.

— Водитель автобуса узнал пропавшую по фотографии, — скороговоркой сообщил он.

— Для начала неплохо.

— Этому офицеру хватило сообразительности указать, как она была одета в день, когда пропала, и упомянуть про большую розовую сумочку. Эту сумочку водитель автобуса и запомнил: несколько месяцев назад он заходил в бутик «Лоншана» на бульваре Мирабо, подыскивая подарок для жены. Правда, передумал, увидев цены, и сразу же вышел, но рассмотреть розовую сумочку успел.

— Слава богу, что и среди пожилых людей встречаются жертвы моды. — Марин налила себе стакан воды. — И куда же уехала мадам Даррас?

— В Ронь.

— Правда?

Марин не сразу, но вспомнила, с кем совсем недавно говорила о Ронь, — с энергичной седовласой мадам Жубер, расставлявшей цветы в церкви.

— Офицер Шельфер сразу же отправил следственную группу опросить жителей городка, но задача оказалась непростой — ведь сегодня воскресенье, все магазины закрыты. Водитель говорит, что видел, как мадам Даррас перешла через улицу и направилась в магазин кооператива виноделов, купить вино для подруги. Он даже вспомнил, что подругу зовут Филомена. Это имя я встречал лишь в романах девятнадцатого века.

— Филомена? Моя соседка, Филомена Жубер, как раз вчера упоминала про Ронь. Она там выросла.

— Сколько ей лет?

— Пожалуй, между шестьюдесятью пятью и семьюдесятью пятью.

— Они вполне могут оказаться подругами. Ты не могла бы поговорить с мадам Жубер? Желательно сегодня же?

Марин поставила стакан на кухонный стол.