Мэри Лу Лонгворт - Смерть на винограднике

— К ужину привезу его обратно! — пообещал Реми, выезжая в ворота поместья Боклер.

— Месье Тебо, — Оливье Боннар пожал руку эксперту. — Не знаю, как вас благодарить!

— Пустяки.

— Может быть, останетесь на ужин? — взволнованно спросила Элиза.

— Благодарю, но нет, хочу успеть на экспресс до Парижа. — Тебо улыбнулся и добавил: — Сегодня у меня поздний ужин с моим редактором.

— Вы пишете книгу о винах? — спросил Оливье.

— Издаю свои мемуары.

Верлак с улыбкой посмотрел на Тебо.

— Ого! Обязательно купим вашу книгу, когда она выйдет, — пообещала Элиза. — Как она называется?

Эксперт по винам поправил галстук-бабочку.

— «Исповедь винного вора».

Верлак усмехнулся.

Тебо сделал вид, что не заметил.

— Права на экранизацию уже проданы, — добавил он. — По книге будут снимать сериал для «Канал плюс».

Элиза захлопала в ладоши.

— Вот здорово! А кто сыграет вас? Ой, я прямо вижу в этой роли Ромена Дюриса! Или даже Гийома Кане…

— Странно… — сказал Верлак, когда они возвращались с виноградника к дому. — У нас в работе два дела, и в обоих фигурируют пожилые люди с деменцией.

— И оба помнят войну, — добавил Полик. — Прямо как мой дед. Чем дальше прогрессировала болезнь, тем больше он жил давним прошлым.

— Но какое отношение старческая деменция и Вторая мировая война имеют к смерти мадемуазель Монмори и мадемуазель Дюран, я не понимаю, — заключил Верлак.

— А может, эти дела никак не связаны между собой, вот и все.

С лоз свисали тяжелые грозди винограда, прячась под плотными зелеными листьями. Глядя на них, Полик вспоминал, как собирал урожай на винограднике своего отца и постоянно боялся, что отрежет себе палец, срезая грозди с веток.

Небо было ярко-голубым, вновь началась жара. Верлак пнул комок ржаво-красной почвы — сухой, будто и не было недавних дождей.

— Скоро начнут убирать, — заметил он.

— Да, теперь уже со дня на день, — кивнул Полик. — Странно, что Оливье настолько спокоен. Обычно перед сбором урожая он весь на нервах.

— А Элен не раздражает то, что она вынуждена работать на чужом винограднике? — спросил Верлак.

Полик кивнул.

— Раздражает с недавних пор. Раньше все было в порядке, а теперь, похоже, до Элен дошло, что собственного виноградника у нее не будет никогда. Рано или поздно Виктор станет новым виноделом в Боклере, он увлечен этой работой, у него талант. Когда Элен только начинала, она подумывала купить небольшой участок в Лангедоке, но даже там уровень цен теперь недоступен простым смертным.

Верлак остановился и обвел взглядом ряды лоз.

— Кажется, я не знаю другого ремесла, в котором приходилось бы принимать во внимание столько внешних факторов, чтобы произвести продукт, который стоит попробовать. Виноделы должны столько всего учесть — географическое положение, геологические особенности, состав почвы, рельеф, историю, традиции…

— И тенденции, — добавил Полик.

— Да, вы правы, еще моду и тенденции. Не говоря уже о более сложных науках — химии, биологии, энологии… Я всегда поражаюсь этому, слушая, как виноделы говорят о своей работе.

— И вина зачастую отражают характер винодела, — заметил Полик. — Вина Элен живо напоминают мне ее саму — мягкую и вместе с тем непредсказуемую и упорную.

Верлак кивнул.

— Однажды я видел документальный фильм о виноделии, где брали интервью у отца и дочери — оба они производят вина в Бургундии. Там был один душещипательный момент с откровенным разговором, в котором дочь обвиняет отца в холодности и равнодушии, но не говорит об этом напрямую, а словно дает оценку его винам — мол, они холодные, их вкус трудно прочувствовать. И плачет при этом навзрыд.

Некоторое время они шли молча. Антуан Верлак думал о том, как и когда вызвать на откровенный разговор своих родных — так, как сделала девушка-винодел из Бургундии в винных погребах своего отца. А Бруно Полик думал об Элен и ее винах и вспоминал день, когда влюбился в нее.

— Одна тайна раскрыта, осталось еще три, — снова заговорил Верлак, когда они вошли в калитку, ведущую во двор Боннаров. И рассказал Полику о мозаичных полах, которые прятал у себя в саду Леридон.

— Римские полы? — переспросил Полик. — Неудивительно, что он скрывал находку. Весь его ремонт теперь пойдет псу под хвост.

— Именно, — подтвердил Верлак. — Вот как бывает: находишь произведение искусства, которому нет равных, а оно не радует, а превращается в обузу. Кстати, я как раз подумал о вашем отце… Он по-прежнему увлечен историей Древнего Рима?

— Еще как! — ответил Полик. — Нашел недавно очередную римскую монету у друга. Так вы думаете?..

— Он не мог бы взглянуть на мозаику Леридона?

— Конечно, пока муниципалитет не огородил ее.

— Я уже спрашивал у Леридона, и он согласился, так что привозите отца, когда вам будет удобно, только не тяните.

— Как хорошо, что кража вина у Боннаров оказалась, в сущности, даже не кражей, — со смехом продолжал Полик. — И теперь мы знаем, что между убийством мадам Даррас и пропажей вин нет никакой связи.

— Осталось только убедиться, что смерть мадам Даррас никак не связана с убийством мадемуазель Монмори и мадемуазель Дюран, — кивнул Верлак. Он вдруг вспомнил, что Марин так и не смогла связаться с ее пожилой соседкой, Филоменой Жубер. — Как прошла встреча с бывшим парнем Жизель Дюран?

— Прекрасно, — ответил Полик. — Он страстный поклонник «Ситроенов DS» и немного поэт.

Верлак улыбнулся.

— А его алиби подтвердилось?

— Алиби у него нет. — Полик подошел к своей машине и остановился.

Верлак повернулся к нему.

— Нет алиби? — повторил он. — Может, нам стоит насторожиться?

— Ни к чему. Он невиновен.

— А что у него в прошлом? — спросил Верлак, не понимая, почему Полик настолько убежден в невиновности автомеханика.

— Говорю же, он фанат «Ситроена». Особенно модели DS.

— Это такая длинная и обтекаемая, с гидропневматической подвеской?

— Она самая. У моего деда была такая. Однажды он прокатил нас на максимальной высоте подвески. Мы сидели в метре от… — Полик вдруг замолчал и кинулся к своей машине.

— Что-то забыли? — спросил вслед Верлак.

— Продо точно так же ездил на машине на прошлой неделе, — бросил Полик через плечо, плюхнулся на сиденье, высунул голову в окно и крикнул Верлаку: — Я обратно в мастерскую. Какой же я кретин!

Верлак сел в машину и обрезал кончик кубинской сигары, вручную сделанной молодым кубинцем и купленной Фабрисом из-под полы во время последней поездки в Гавану. Улыбаясь, Верлак вспоминал рассказ Фабриса, как он разыскивал легендарного сигарного мастера, и после нескольких неудачных попыток его ломаного испанского наконец хватило, чтобы выяснить, где тот живет. «Я буду звать его Мигелем, — шепнул Фабрис Верлаку, вручая ему сигару, — но само собой, это имя ненастоящее ».