Мэри Лу Лонгворт - Смерть на винограднике

— Неправда! — возразила Марин. — Ну, вообще-то да, она тебя долго недолюбливала…

Оба рассмеялись, Марин накрыла ладонью руку Верлака.

— И что же тебе сказала фотография?

— Что пора жить дальше, — ответил Верлак. — А монахиня — что пора простить.

Марин придвинулась поближе к нему.

— Продолжай, — попросила она. — Простить кого?

— Моник, мою мать, моего отца за бездействие и даже по какой-то непонятной причине мою бабушку Эммелин.

— Эммелин? — удивилась Марин. — Но ведь ты обожал ее.

— Вот именно. Но она знала, что произошло, так что я должен простить ее за то, что она знала . Во всяком случае, так сказала монахиня. — Он поднял стакан. — Твое здоровье.

— И что же знала Эммелин? — продолжала расспрашивать Марин, немного раздражаясь при виде попыток Верлака свести разговор к шутке.

— Ну, про меня и Моник.

— Антуан, а кто такая Моник? Ты пару раз повторял это имя во сне.

— Пожалуй, можно сказать, что она была моей девушкой.

— И мысли о ней до сих пор преследуют тебя?

— Она была лучшей подругой моей матери, — продолжал Верлак. — Мама познакомила нас, знала, что мы… спим вместе… но ничего не предприняла. Как и отец.

— А сколько лет было Моник? Все это выглядит как-то странно.

Верлак рассмеялся.

— Да уж, очень странно, можешь мне поверить, но до меня это дошло, только когда Эммелин увезла меня с собой в Нормандию. Моник было тридцать шесть.

Марин поставила нетронутый стакан на журнальный стол.

— Ты ведь жил с бабушкой и дедом в Нормандии, когда был совсем молодым? Лет в двадцать с небольшим? И уехал туда после романа с Моник?

— Нет, в двадцать лет я жил в другом месте. А уехал в Нормандию, когда мне было пятнадцать.

Марин снова взялась за свой стакан.

— Мне надо выпить, — объявила она, пригубливая виски.

— Ты просто держишься за стакан, — уточнил Верлак.

Марин пропустила его слова мимо ушей.

— Значит… хочешь сказать, что у тебя, пятнадцатилетнего подростка, совсем еще ребенка , была связь с тридцатишестилетней подругой твоей матери?

— Она началась, когда мне было тринадцать, — поправил он. — А Моник, видимо, тридцать четыре.

— Боже мой! — прошептала Марин, снова отставляя стакан и хватаясь за голову.

— Да ладно тебе, — отозвался Верлак. — Вот такой реакции я и опасался. — Он в притворном удивлении развел руками.

— Антуан! — воскликнула Марин. — Не надо так шутить! — Она вскочила, зашагала по комнате и снова села. — Это же ужасно! Ты был ребенком! Я бы ей шею свернула!

— Ее уже нет в живых, — сообщил Верлак. — Умерла от рака много лет назад.

— Тогда я приду плюнуть на ее могилу!

— И я с тобой.

Марин снова вскочила.

— Ты скачешь, как кролик, — заметил Верлак, наблюдая за ней. — Но виновата не только она.

— Как это не только? — возмутилась Марин. — Она знала, что делает, а ты…

— Тоже знал.

— Нет, Антуан! Ты был еще не настолько взрослым!

— Достаточно, чтобы знать, что я делаю, — не то чтобы всецело понимать, но все-таки сознавать, что происходит между нами. Мне жилось неплохо. Правда, понять это нелегко даже мне, и, наверное, тебе тоже. Я любил ее на свой странный лад.

— Думаешь, в том возрасте ты понимал, что значит любовь? — Марин взяла его за руку. — Наверное, ты совсем запутался.

Мобильник Верлака зазвонил, он не стал отвечать.

— А по-моему, тринадцатилетний подросток уже понимает , что такое любовь. Да, ты сейчас расстроена, но я хочу, чтобы ты знала: я наконец перестал открещиваться от своего прошлого. К этому меня подтолкнуло фото Сильви, а потом — сестра Клотильда.

— И что сказала монахиня? — спросила Марин. — Можно узнать?

— Она просто ухитрилась вызвать меня на откровенность, — объяснил он. — В конце концов я выложил ей всю правду и даже всплакнул. — Он поспешно вскинул руку. — Ничего не говори!

Марин улыбнулась.

— Я только хотела глотнуть виски. Твое здоровье! — Она отпила глоток. — Итак… сестра Клотильда дала тебе совет или, пожалуй, наметила для тебя план действий — вместо того чтобы помолиться за тебя?

Верлак засмеялся.

— Знаешь, она ни разу не упомянула ни Бога, ни молитву. И сказала, что всю работу должен сделать я сам. — Он отпил еще виски и повернулся к Марин: — Марин, тебя волнуют мои деньги?

— Нет, но твоя машина мне очень нравится, — смеясь, ответила она. — Нет, Антуан, твои деньги меня не волнуют. Да, я в восторге от наших шикарных поездок в отпуск, признаюсь честно, и от венецианских фресок у тебя в столовой тоже…

— И я, — улыбнулся Верлак.

— Но я была бы не менее счастлива, если бы у нас на стенах висели постеры в рамках из ИКЕА, а в отпуске нам пришлось бы спать в палатке.

Верлак нахмурился.

— Нет уж, не будем увлекаться. Терпеть не могу походы.

Марин невольно засмеялась.

— А почему ты спрашиваешь?

— Да просто так, без причины, — ответил он. — Задумался о своем разговоре с сестрой Клотильдой. — Он потянулся к каталогу ИКЕА. -Ну, давай выбирать постеры, — сказал он.

— Не дразнись!

— Я вчера вечером оставил два сообщения, — сказал Полик и добавил: — …Шеф.

— Прошу прощения, — ответил Верлак. — Я… меня еще немного мутило после пищевого отравления. Это было что-то важное?

Полик со вздохом кивнул и сел напротив Верлака.

— Кажется, в тот вечер я битых два часа болтал о старых автомобилях с убийцей.

Верлак изумленно уставился на комиссара. Полик рассказал, как снова побывал в мастерской у Продо и обнаружил, что часть вещей оттуда пропала.

— Говорите, даже бюст де Голля? — спросил Верлак.

— Угу. А зачем, если не для того, чтобы перебраться в другой город или даже страну? Сейчас через границы европейских стран можно кататься туда-сюда на машине, так что он мог скрыться и в итальянских Альпах, и в какой-нибудь глухой деревушке в Андалусии.

— Но вы же говорили, что поверили ему. И Лаура Матур, бывшая начальница мадемуазель Дюран, ему доверяла.

— Я тоже могу ошибаться, и такое уже случалось, — объяснил Полик.

Верлак взялся за телефон.

— В таком случае объявим его в национальный розыск. Полагаю, он водит «Ситроен DS»? На дороге такая редкость любому бросится в глаза. Мне известно, что он одиночка, а вы знаете кого-нибудь, с кем он общается?

— Да, — ответил Полик. — Полицейский из Пертюи, который подъезжал к мастерской вчера вечером, говорил, что его зять купил у Продо машину. Я узнал номер этого зятя и вчера вечером оставил ему сообщение. — Полик вытащил из кармана куртки мобильник и выложил на стол. — И просил его перезвонить. — Он встал и начал беспокойно вышагивать по кабинету. Телефон зазвонил, Бруно бросился к столу. — Есть! — Он схватил телефон. — Слушаю!