Ольга Ракитина - Маятник

— Ты кто такой?! — изумился Шумилов.

— Прапорщик Андрей Дементьев, полицейский надзиратель сыскной части Санкт-Петербургской полиции, — официально представился он и неожиданно весело подмигнул Шумилову.

Алексей вспомнил, что видел этот шальной взгляд у точильщика ножей во дворе дома № 57 по Невскому проспекту.

— Тебя Путилин приставил? — догадался Шумилов.

— Вообще-то Иванов. Ему его превосходительство поручил организовать вашу охрану. Вот он и организовал. Я этого дятла, — полицейский кивнул на Безака, — еще вчера заприметил. Сначала у дома отирался, раза четыре прошёл туда-обратно, потом надумал за домом следить с другой стороны Фонтанки. Конспиратор, понимаешь ли! Только в цирке клоуном работать такому…

— Что ты ему сделал?

— Ударил один раз по печени. Он в дверях расслабился, потерял бдительность, руки вдоль тела опустил, ну, я и решил, что момент упускать нельзя. Вас одной рукой толкнул в спину — уж извините! — а ему второй по печени навернул. Ничего, сейчас отдышится, это не смертельно, считай, погладил.

На набережной уже вовсю звенел дворницкий свисток — дворник Кузьма вызывал квартального.

— И давно вы с Ивановым меня «пасли»? — поинтересовался Шумилов.

— Да, почитай, с того самого дня, когда вы с Безаком в доме Швидленда повидались. Путилин сразу сказал, что Безак — глупый и жадный, а потому любой ценой постарается вернуть векселя, что вы у него взяли. Тем паче что у него на руках оказалась ваша визитка. Первым делом из городского адресного стола убрали данные о вашей прописке. Это для того, чтобы направить Безака за справками по месту вашей работы в «Обществе поземельного кредита». Сначала хотели его там «брать», проинструктировали ваших коллег, каким образом они должны себя вести. Но Безак там не появился, подослал вместо себя какую-то девчонку. Она узнала ваш адрес, ну, а мы узнали о том, что она узнала, — Дементьев снова лучезарно улыбнулся. — Стало ясно, что надо будет ждать гостей по месту вашего проживания. Тут уж я облачился дворником и заступил подчиненным к Кузьме. Три дня оттирал песком птичье дерьмо и подметал двор.

— То есть Кузьма был в курсе? — уточнил Шумилов.

— Разумеется. Госпожа Раухвельд, кстати, тоже. Насчет закупки дров — это условная фраза, означающая, что вы идете в сопровождении Безака. Марта Иоганновна была должным образом проинструктирована.

— Да вы меня просто обложили!

— Конечно, чай, не дурные, Алексей Иванович.

В подъезде появились люди в полицейских шинелях: квартальный надзиратель и один из его помощников. Шумилов поздоровался, с чувством пожал руку Дементьеву и пригласил его сегодня же вечером «на чай с коньяком». После этого Алексей Иванович снова отправился на набережную — продолжить так неожиданно скомканную прогулку. На душе было легко: с арестом Безака дело Мироновича можно было считать раскрытым.

Пришла зима, незаметно минуло Рождество, потом Крещение. Начало 1884-го года выдалось в Петербурге морозным, вьюжным. Снег задорно хрустел под ногами и под полозьями санок, и каждое утро начиналось с ворчанья дворников, откапывавших от сугробов занесенные за ночь ворота. В городских парках и садах были сооружены большие деревянные катальные горки и залиты катки, оттуда вплоть до наступления темноты слышались звонкие детские голоса, а по воскресеньям — звуки духовых оркестров. Шумилова всегда изумляла способность бравых румяных унтер-офицеров в нарядных мундирах с аксельбантами извлекать мелодии маршей, полек и галопов негнущимися от холода пальцами, выдувая звук замерзшими, словно резиновыми, губами. Вид их блестящих касок с колышущимися в такт музыке красными султанами, металлические трубы, словно не боящиеся мороза, бравые барабанщики, рассыпающие дробь задорно и радостно — все рождало волшебное ощущение праздника. Даже самые благородные семейства в эти январские дни выходили в городские парки для послеобеденных моционов.

В один из таких ярких морозных дней в конце января Шумилов сговорился с Карабчевским пообедать в ресторане «Берлин». Это был средней руки ресторанчик, недорогой, но с весьма хорошей кухней. Исполинского роста шеф-повар — улыбчивый, добродушный немец Рихард Эммке, имел обыкновение лично выходить поприветствовать постоянных клиентов и рассказать, что суп из селедочных щёк сегодня наиотменнейший, а вот телятину под кардамоновым соусом им лучше отведать в другой раз.

Алексея Ивановича там хорошо знали — два года назад он помог хозяину в затянувшейся тяжбе по поводу опекунства над малолетними племянниками. С той поры Шумилов был желанным гостем в «Берлине».

Алексей Иванович явился пораньше, сделал заказ, предупредил Рихарда, в обществе какого человека будет сегодня обедать, и принялся ждать адвоката. Карабчевский почему-то задерживался. Наконец, в дверях залы показалась его внушительная фигура. Николай Платонович был румян, от него пахло морозцем, но глаза смотрели устало. Увидев Шумилова, адвокат оживился и, потирая озябшие руки, поспешил сесть к столу. Они перебросились общими фразами — о здоровье, погоде, сенсационном убийстве жандармского полковника Судейкина, произошедшем менее месяца назад, но это была лишь затравка разговора.

— Как движется дело Мироновича? — поинтересовался Шумилов. — Я прочитал в «Ведомостях» какой-то невнятный намек на новый поворот в следствии. Как всегда, ничего понять невозможно, наши писаки наводят тень на плетень…

Карабчевский только крякнул. Было видно, что это болезненная для него тема.

— Да уж, Алексей Иванович, вы все правильно поняли, поворот действительно имел место быть. Причем поворот — мягко сказано, надо бы сказать: кувырок! Мы в свое время толкнули маятник совсем в другую сторону, нежели обвинение. Теперь приходится признать, что последовал новый толчок, и это хаотическое раскачивание бог знает куда приведёт.

Он сделал паузу, дожидаясь, когда расторопный официант, подающий блюда, закончит свои манипуляции.

— Когда Безака арестовали, полиция принялась за свою обыкновенную рутинную работу, то есть начались опросы всех, кого так или иначе упомянула в своих показаниях Семенова — хозяек съемных квартир, владельцев и прислугу гостиниц, приятельниц, лечащих врачей и прочее. Сами понимаете, это довольно большой объём работы, ведь надо было отыскать и побеседовать с десятками людей. Кстати сказать, следствие установило, что Семенова лечилась не только от нервных болезней и тифа, но и почти четыре месяца в 1879-ом году провела в психиатрических лечебницах. Безак же с самого начала категорически отвергал всякие обвинения в соучастии в преступлении.