Лора Липман - О чем молчат мертвые

Детектив вышел из дома и уехал с Рейнолдс-стрит. Дом Данхэма был мрачным еще до пожара. Дом, в котором приходилось сосуществовать двоим несчастным. Дом ссор и перепалок. Инфанте уже доводилось жить в подобном месте, причем дважды. Хотя ладно, на самом деле один раз — со второй женой. Первый его брак до поры до времени был нормальным. Табби была хорошей. Если бы он встретил ее теперь… Но он больше никогда не встретит ее, ту Табби, с которой познакомился двенадцать лет назад в ресторане «Портовая крыса». Она исчезла, уступив место другой женщине, для которой Кевин стал изменщиком и вруном. Они сталкивались иногда на улице — Балтимор был тесен, — и она всегда казалась вежливой и дружелюбной, как и он сам. Они даже смеялись над своим браком, словно это было не более чем поломкой машины на полпути, эдаким забавным приключением. Спустя десять лет они стали относиться к себе молодым снисходительно, смеяться над своими давними ошибками.

Но взгляд Табби теперь изменился, в ее глазах стоял разочарованный блеск. Инфанте отдал бы все на свете, чтобы она еще раз посмотрела на него так же, как при их первой встрече в том ресторане, с неподдельным восхищением и уважением. Но этому больше никогда не бывать.

В одной из брошюр Кевин вычитал, что на острове Святого Саймона есть какая-то крепость, и решил убить время там, пока не откроется «Звездная гавань», бар-ресторан, где когда-то работала Пенелопа Джексон. Инфанте давно привык к разочарованиям, которые преподносила история, — он побывал в Аламо [38] Музей на месте бывшей католичесой миссии, в которой произошло самое известное сражение Войны за независимость Техаса в 1835 году. Находится в Сан-Антонио. См. другой роман Липпман, «Ворон и Голландка» («Издательство «Э», 2017). , когда ему было всего десять лет. Вот и от форта Фредерика почти ничего не осталось, и детектив просто стоял и смотрел на море сорняков, известное под названием «Кровавый берег», как вдруг у него зазвонил телефон.

— Привет, Нэнси, — снял он трубку.

— Привет, Инфанте. — Кевин знал этот тон. Он понимал Нэнси Портер лучше, чем всех своих бывших жен. Похоже, у нее плохие новости.

— Выкладывай, что случилось.

— Наша новая знакомая решила, что хочет поговорить. Сегодня.

— Я приеду вечером. Она не может подождать?

— Я тоже об этом подумала, но Ленхард утверждает, мы должны завоевать ее расположение. Он собирается отправить меня поговорить с ней. Думаю, он переживает насчет репортеров, да и ее мать уже приезжает. Никто не ожидал, что она вылетит из Мексики так быстро и без лишнего шума. Уж кого-кого, но мать контролировать мы точно не сможем. Она вольна говорить с кем хочет.

« Свободная, белая, двадцатиоднолетняя», — сказал бы Толливер.

— Да уж, если журналисты все пронюхают, нам конец.

Удивительно, как им удавалось так долго не привлекать внимания к этой истории. Скорее всего, просто повезло.

— Черт, ладно. Во сколько наша мамочка прилетает? — спросил Инфанте.

— В десять вечера, сразу после тебя. Так что еще тебе…

— Да брось! Неужели я должен ее встречать? Меня что, за последние двадцать четыре часа успели понизить в должности?

— Сержант посчитал, что будет неплохо, если ее кто-то встретит. Неплохо, ну, и весьма разумно. Мы хотим держать ее в поле зрения, понимаешь?

— Понимаю.

Кевин с раздражением захлопнул крышку телефона и снова уставился на место исторического сражения. Битва на самом деле была не такой уж кровавой. Британские войска дали отпор испанским интервентам в так называемой Войне за ухо Дженкинса. Странное название для войны. Однако сейчас детектив и сам вел бессмысленный бой, блуждая по Джорджии, пока его бывшая напарница выходила на передний план и собиралась ехать на допрос, который должен был проводить он. Война за левое яйцо Инфанте. Но хуже всего было осознавать, что Нэнси сама ему все рассказала, а не стала действовать за его спиной. Хотя она никогда не умела врать. А вот так называемая Хизер… Интересно, она знала, что Кевин улетел в Джорджию? Может быть, именно поэтому и решила рассказать все именно сейчас, пока его нет?

Черт побери. Теперь Инфанте ненавидел Брансуик вдвое сильнее.

— Дело в том, что нам очень пригодилась бы ваша помощь.

Честер Уиллоуби услышал голос и даже уловил смысл сказанного, но не смог подобрать подходящих слов для ответа. Он был слишком поражен ее появлением и восхищен одним только ее присутствием. Девушка из прошлого. Уиллоуби понимал, что его отношение к ней слишком предвзято, но не мог воспринимать эту молодую женщину-детектива по-другому. У нее были пышные формы, симпатичные розовые щечки и светлые волосы, выбившиеся из неаккуратно закрепленного пучка. Эдакая мечта Рубенса в двадцать первом веке. Женщины работали в его отделе и раньше. К концу восьмидесятых некоторым даже удалось раскрыть парочку преступлений. Но они определенно не были так красивы, как она.

— Я не спала почти до четырех утра, — искренне сказала детектив по имени Нэнси. — Пыталась во всем разобраться. Но здесь так много всего — вот я и подумала, что вы могли бы помочь мне сосредоточиться на деталях.

Она сунула ему две бумажки. Это были не просто черно-белые распечатки, а документы с цветовыми маркировками — красными и синими. Красным обозначались общеизвестные факты, синим — то, что полиция держала в тайне. Честеру такой подход казался слегка девчоночьим, но, может быть, теперь, когда появились компьютеры, так делают все полицейские. В свое время он ни за что не посмел бы воспользоваться подобной системой, учитывая, что коллеги всегда следили за тем, чтобы он не дал слабину и не обмяк. Изнеженный — вот самое подходящее слово, но произнеси он его вслух хоть однажды, и коллеги как пить дать сочли бы это доказательством того, что он действительно стал неженкой.

— До четырех утра? — пробормотал бывший полицейский. — Но сейчас только двенадцать… Вы, должно быть, устали?

— У меня полугодовалый сын. Усталость — это мое нормальное состояние, — ответила женщина. — Я уже поспала четыре часа, так что чувствую себя хорошо отдохнувшей.

Уиллоуби сделал вид, будто внимательно изучает бумаги, но на самом деле он не хотел во все это вникать, не хотел разбираться в красных и синих линиях. В этом тихом омуте из многочисленных фактов наверняка водился не один черт. А у Честера не было желания снова быть втянутым во все это, вспоминать о своих неудачах. Хотя его никто никогда не упрекал и ни в чем не винил. Его начальство, как бы они ни хотели раскрыть дело Бетани, понимало, что им ничего не светит, что это одно из тех дел некой сумеречной зоны. Ведь даже Дэйв ни в чем его не винил. К тому времени, как Уиллоуби покинул департамент полиции, он уже знал, кем хотел быть. Одним из тех крутых парней. Жестким. Упрямым. И уж точно не изнеженным.