Юлия Михалева - Невидимые

— Что льешь слезы, сестрица? Кто обидел? — подойдя поближе спросил, как мог, весело.

Она подняла лицо — глаза светло-серые, как вода в реке. Злые.

— Чего тебе надо? — спросила сквозь слезы.

— Я от матушки вашей вести принес.

Девчонка встрепенулась.

— Ой… Прости… Кто ты?

— Макар.

— А я — Ульяна. Пойдем в дом, — она отодвинула простыню, загораживающую обгоревший дверной проем.

О, боже. Теснота, грязь, убожество. Ванька-мануфактурщик и впрямь жил похуже, чем сам Макар — а он-то еще думал, что нет беднее угла, чем собственный. Мебели, разве что, побольше. Но только что за мебель!

— Садись, — девчонка указала на табуретку у стола. Села и сама, сложила руки в линию под подбородком.

Макар устроился кое-как, едва не задевая головой обугленный потолок.

— Когда горели?

— Неделю назад. Подожгли чужие, да и сестрицу старшую заодно забрали.

— Как так?

— Да как… Обычно. Меня не было, когда все случилось. Мало что знаю, — на светлые ресницы вновь набежали слезы. Она быстро протерла глаза. — Так что с мамкой-то?

— В участке сидит. За кражу.

— Да. Нам уже передали. Надолго?

— Бог весть… У самих невидимых, говорят, что-то украла, — закинул наживку Макар.

Ульяна округлила и без того большие глазищи:

— У кого?

Простыня дернулась. Друг за другом появились двое маленьких, лет восьми — десяти, похожие, как капли воды, друг на друга и на старшую сестру.

— Улька, смотри! Мы рыбу поймали. Сами удочку сделали, — мальчишка гордо поднял добычу, которую принес прямо в руках.

— Брось в ведро, потом разберусь, — отмахнулась девчонка и принялась теребить застиранную пожелтевшую скатерть. — Как теперь нам жить, скажи, Макар? Мать в тюрьму, видать, пойдет. Сестру увели… Брат пропал…

— Брат? — Макар задумался, говорить или нет. Но решился. — Брат твой Ваня тоже в участке. И он за кражу.

Девчонка ахнула.

— Неужто вместе с мамкой?

— Нет, по отдельности привели.

Ульяна снова зарыдала в голос. Маленькая сестра подошла, принялась успокаивать, гладя по плечам и с тревогой заглядывая в лицо.

— Один брат у нас остался, в подмастерьях ходит. Всех ему не прокормить. А я работать не могу: их оставить не на кого, — всхлипывая, девчонка показала на детей.

Помочь бы… Но чем? Самому бы кто помог. Вспоминая, где в предпоследний раз брал деньги, Макар даже слегка покраснел.

Неловко спрашивать о том, для чего явился, но что делать?

— Ульянушка, а с кем ваша матушка сойтись могла? Чтобы все это сделать? Может, кто болтает чего?

Девчонка взглянула с недетским подозрением.

— Ей бы помогло, если бы кто другой нашелся. Она ж совсем не так виновата, как говорят. Ведь ее еще и в убийстве винят… — Макар припоминал все, что слышал.

— Нет! Только не снова! — ужаснулась Ульяна.

— Что — снова? — спросил мальчишка.

— А ну-ка идите оба на улицу!

— Ну прямо… Там дождь, — заупрямились дети.

— Живо! — закричала старшая. Испугавшись, брат с сестрой шмыгнули на двор.

Ульяна схватила Макара за руку.

— Братец, скажи только — кого мамка опять убила?

— Говорят, что хозяина своего, — он совсем не был уверен в том, что делает. Похоже, его поняли неправильно — и прямо сейчас рассказали именно то, что и хотел знать Червинский. — Господина Коховского. Хотя ведь его, вроде как, невидимые порешили…

— Да какие невидимые, — всхлипнула Ульяна. — Все она, все она…

Выйдя из номера, Бирюлев поспешил к лестнице. Он задумался и едва не смел Червинского — тот как раз спускался с третьего этажа.

Сыщик разозлился:

— Вы за мной шпионите?

Его, несомненно, привели сюда амурные дела с барышней, которую нужно держать в секрете.

— А может, это вы за мной следите? — возразил репортер.

Не отвечая, Червинский быстро двинулся дальше. Бирюлев пустился за ним:

— Погодите! Я как раз шел к вам.

— Не могли подождать в участке? Не утерпели? — сегодня сыщик пребывал в крайне скверном расположении. — Ваше любопытство точно не доведет до добра. Должны же вы хоть немного понимать, что причиняете вред?

— Не стоит так кипятиться, — усмехнулся репортер. — Не первая ваша тайна.

Червинский резко остановился — Бирюлев чуть не влетел в него снова.

— Нет. Не понимаете. Идемте в участок. Вам совершенно незачем здесь находиться.

— Ну, тут уж не вам решать…

Сыщик скривился.

— Вы намерены испортить все как раз сейчас, когда у нас наконец-то возникли зацепки?

— О чем вы?

Наверху заскрипели ступеньки.

Червинский втянул губы внутрь, оттопырив щеки — как всегда, когда его что-то волновало. Взял репортера под руку, повлек вниз.

— Поговорим позже.

Тот кивнул и понимающе улыбнулся.

— Георгий Сергеевич, ваша почта! — окликнул портье.

Бирюлев освободился:

— Надеюсь, по тому вопросу, что я и хотел с вами обсудить.

— Так вы пришли не за мной? — с явным облегчением уточнил Червинский. — Вы что, сами здесь остановились?

Репортер пожал плечами. Он только сейчас сообразил, что прежде не сообщал сыщику адрес, по которому прятался от Ирины.

Письмо и впрямь было от вчерашнего собеседника — больше ни от кого другого и не могло — но Бирюлев не успел его вскрыть.

В холл спустилась вовсе не барышня легких нравов, как ожидалось. Это оказался рабочий — тот самый, худой и долговязый, которого Червинский не так давно избивал в участке. Вроде бы он представился Веселовым.

На сей раз все встало на свои места.

Доносчик, похоже, тоже узнал репортера. Он замер, растерянно посмотрел сперва на него, потом на сыщика, и громко высморкался в ладонь.

— Дурак, — вполголоса, но отчетливо произнес Червинский.

Рабочий вновь скрылся на лестнице. Сыщик последовал за ним. Не отстал и Бирюлев — его вдруг переполнил озорной интерес.

Быстро поднялись цепочкой на третий этаж, вошли в номер — куда хуже и теснее, чем занимал репортер.

— Я сказал: посиди! Подожди! Выкури несколько папирос! Куда тебя понесло? — взвился, замахиваясь, Червинский.

— Так утро ведь… Никого нет. Вы же сами говорили: приходи совсем рано, чтобы никто не увидел. Вот я и решил, что уже можно, — отступив на шаг, рабочий, защищаясь, вытянул вперед длинные руки. — Дело у меня. Торопиться надо.

— Дело? Снова в лавке какой, поди? — сыщику все же удалось изловчиться и отвесить смачную оплеуху, невзирая на выставленный частокол. — Мне теперь придется новое место для встреч искать. А ты так и вовсе больше ни на что не годишься. Все, хватит с меня. В тюрьму пойдешь за свои проделки.

— Простите! Я не хотел! Я же вам помог! — громко басил Веселов.

На Бирюлева оба не обращали никакого внимания.

— Кто теперь о Матрехе-то станет спрашивать, как не я? Не поверят там, если кто новый придет, а вопросы одни… Сбегут невидимки ваши!