Юлия Михалева - Невидимые

— Занесите нам опись вашего батюшки, Бирюлев. Будьте так любезны.

— Однако скажите: убедились ли вы, что его тоже убили невидимые?

— Пожалуй, в ваших словах есть смысл…

— Полагаю, что связь очевидна, Червинский. Вы же, Георгий Сергеевич, нам в самом деле весьма помогли. И не только нам — но и себе лично, и всему обществу, — седой сыщик широко улыбнулся.

Бирюлев не удержался от ответной улыбки. Ему вдруг стало спокойно. Его не только впервые внимательно выслушали — с ним согласились. Его слова показались ценными!

Репортер даже забыл о том, что пришел узнать о предмете, пропавшем из участка. Это он так и не выяснил.

— Твоя дочь нам все рассказала. Но ты, конечно, продолжай отпираться. Не признавай очевидное. Самое то, чтобы пойти на виселицу. Тебе ведь одной и выйдет хуже — на радость всем.

Матрена зажмурилась, слыша, как в висках бьется кровь.

— Она ничего не знала. Как же могла сказать? — озвучила собственные тревоги, не размышляя над тем, как они представятся вихрастому.

— Как убивала? — он явно не желал вдаваться в подробности.

— Подушкой, — Матрена поджала губы.

Довольно ухмыляясь, сыщик сделал пометку в бумагах.

— Когда повсюду сгущаааааются тени,

И воздух деееееелается холодным,

Блуждаю я-яяя в царствии привидений,

Но ни за что ведь не уступлю иииим!

Завывание, наконец, закончилось. Тощий стал хлопать. Сначала робко, озираясь на остальных. Потом почуял поддержку — и тут уже изо всех сил.

— Браво! — выкрикнул сзади кто-то шибко грамотный. Только бы не "бис". Тогда бы звуки, похожие на кошачьи вопли, могли повториться снова. Это Алекс по своему театру знал.

Красный певец кланялся, махал длинным переплетенным чубом.

— Здорово поет! Я и не знал, что тут тоже такое бывает, — радостно сообщил Тощий.

Алекс отхлебнул из кружки. Думал, что в ней вино. Но там оказалось местное кислое пиво. И когда заменили? Или чужое? Огляделся — но стол давно опустел. За ним остались только они вдвоем с Тощим.

Алекс устал, и потому теперь быстро напился. Он весь день бродил по Старому городу. Занятие для терпеливых, как прикорм рыбы. Тоже надо разбросать приманку и ждать. Потом сами начнут подплывать и нести нужное.

Пока о Маруське новостей не было. Но куда торопиться?

Тощий обнимался с певцом. Тот под стать: горло драл внятно, а как слез с бочки, оказалось — лыка не вяжет.

— Ты, брат, все равно, что соловей! Я тоже так хочу!

— Так спой!

— Да как? Слов ведь не знаю.

Это он только сейчас ожил, когда нажрался. А так все дрожал, как трусливый щенок. Алекс даже не ожидал, что компания будет выглядеть настолько позорно. Ничего, кроме страха да удивлений.

По дороге Тощий почти не поднимал глаз. Встречных, похоже, не узнавал. Можно решить, что так ловко кривлялся. Но никто из местных тоже его не признал. Смотрели, просто как на шестерку — то есть, никак. Весь Старый город точно сговориться не мог.

Первый раз, якобы, в овраге. К исходу дня Алекс уже допускал в этих словах некую часть правды.

Но легашу своему Тощий точно о том не расскажет. Наверняка трепал, что тут у него дом родной.

Алекс потряс головой, сгоняя хмельную пелену. Не особо помогло. Стол качался. Доползти бы теперь до норы и дождаться утра.

Он попытался подкурить папиросу, но промахнулся трижды. Коробок опустел.

— Спички! — потребовал Алекс, обращаясь к трактиру.

Чья-то рука приблизилась, поднесла огня.

— Алекс? Давно о тебе не слышно. Уж лет пять?

— Чуть больше трех.

— Правду говорят, будто вверх ушел? — незнакомец указал пальцем на потолок.

— Ну, есть такое. А ты-то кто?

— Скользкий я. От Тулупа. Он сказал — должен вспомнить.

Алекс кивнул.

— Вот… Велел найти тебя и позвать.

Скользкий сел рядом. Как раз подошел и Тощий. Занял свое прежнее место напротив. Повертелся. Затем, как ни в чем не бывало, глотнул из чужой кружки.

— Скользкий, — представился и ему собеседник.

Тощий вытаращился, словно вдруг крысу в сортире увидал.

— Это Тощий. Вон как нажрался — языком не ворочает.

Скользкий понимающе хмыкнул, вернулся к прежнему:

— Ну так как?

— А сам-то что не спросит? Слишком много, думает, мне чести?

— Не слыхал разве? Тулуп теперь калека одноногий.

— Вот оно как.

— Но про то, как это вышло, он пусть уж сам говорит, если что. В общем, дело у него как раз для тебя. Все, как раньше.

Алекс покачал головой.

— Напополам!

— Не могу. Занят я.

— Ну… Так сколько хочешь?

— Никак.

— А может, подумаешь?

— Не.

Скользкий вздохнул, протянул руку. Алекс пожал заскорузлые пальцы.

— Ну, бывай. Ежели что, заходи к Кривому. Тулуп у него теперь обретается. Да, про девку твою мы ничего не слыхали. Среди тех, что недавно сверху спустили, ее точно нет.

— Ясно.

Скользкий пересел к своим, а Тощий устроился спать на столе. Алекс растолкал его, потащил наружу. Самому бы вот еще кто помог.

Возле трактира развели костер приблудные, затянули песню. Да какую — в разгар лета:

— Ой, мороз, мороз… Не морозь меня.

Тощий встал, как вкопанный. Пришлось снова дать затрещину, чтобы сдвинуть с места:

— Не зевай.

У поворота он, наоборот, вдруг резво устремился наверх. Алекс едва успел схватить его за рубаху.

— Куда рванул? К Колесу пойдем. Тут близко.

— А кто это?

— Там и увидишь.

Несколько шагов прошли молча — только Тощий громко сопел. Потом все — опять в болтовню потянуло.

— А здесь не так страшно. Поди, тоже жить можно?

— Ну, я тут и родился, — Алекс громко засмеялся.

— А мы раньше, давно, еще когда батька был жив, с кустарями жили. Вот хорошо там!

Алекс не знал тот район, как и квартал рабочих. Но в оценке Тощего усомнился. Что там делать? Народ нищий и не бедовый.

— А потом батька помер… Убили его, — грустно продолжил Тощий. — Мы в бараки перебрались, я учиться перестал — на завод пошел. А потом и оттуда выперли… За забастовку.

История — очередная из тех, что бесконечно толкал Тощий — интересовала не больше, чем все прежние. Но Алекс слушал вполуха. Невозможно же на время перестать слышать.

Скорее бы добраться до кровати.

— Меня Степан позвал. За компанию. А его еще кто-то… Забыл, как звали. Всех выперли, а того, первого, аж на Сахалин выслали.

Алекс споткнулся об кочку.

— Вот же дерьмо! Так нечего лезть, не умеючи…

— Лексей, я тебе что-то важное сказать хочу. Только шибко не злись.

Тощий громко вздохнул и остановился. Принялся ковыряться в земле носком сапога.

— Давай завтра, а?

— Прямо сейчас! Невтерпеж прям!

— Говори тогда. Долго будешь телиться?

— Ну… Помнишь, к тебе в театру ищейки нагрянули? Так это я…

— Чего?

— Я им сказал…