Диана Чемберлен - Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты

Она улыбнулась в ответ и перевела взгляд на лежащий на соседнем сиденье витраж, над которым она закончила работать этим утром. Геометрический узор из цветного и прозрачного стекла получился достаточно симпатичным, чтобы его можно было укрепить на одно из окон.

Оливия доехала до Мантео и припарковала машину наискосок от дома престарелых, прямо перед маленьким антикварным магазином. Она не могла отвести глаз от трех старинных кукол, одетых в атлас и кружева. Наверняка Анни именно здесь покупала подарки для своей дочери. Надо будет сказать об этом Алеку.

Оливия вышла из машины и, прикрыв глаза от солнца, посмотрела на дом престарелых – красивое старое здание, выкрашенное в небесно-голубой цвет. Его окружала широкая веранда. С улицы Оливия видела, что многие окна украшены витражами, вне всякого сомнения созданными и подаренными Анни О’Нил.

Вытащив из багажника пакеты с книгами и журналами, Оливия перешла через улицу и направилась к крыльцу. Она находилась вне машины с кондиционером всего несколько секунд, но по спине уже потек пот. Выдался самый жаркий день за все лето, ветра не было совсем.

На террасе выстроился ряд кресел-качалок, но заняты были только две. В одной сидела высохшая старушка, слишком хрупкая, чтобы находиться на улице в такой зной, а другую занимала пожилая женщина с седыми волосами, в теннисных туфлях. На коленях у нее лежала газета.

– Здравствуй, юная леди, – приветствовала Оливию женщина с газетой, как только та поднялась по ступеням. – Ты принесла нам журналы?

Оливия поставила пакеты на пол и прикрыла глаза рукой. У заговорившей с ней женщины были ясные синие глаза и совершенно прямая спина, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что она очень стара, лицо прорезали глубокие морщины. Кто-то аккуратно и красиво подстриг ее короткие белоснежные волосы.

– Да, – ответила Оливия, – кому я могу их оставить?

– Сэнди сидит в холле.

– А? – Вторая женщина нагнулась вперед, приставив к уху ладонь, и старушка в теннисных туфлях прокричала ей в самое ухо:

– Она привезла нам журналы, Джейн. Помнишь, как раньше это делала Анни О’Нил?

Джейн еле заметно кивнула, снова откинулась на спинку качалки и закрыла глаза.

– Вы знали Анни? – Оливия шагнула под крышу веранды, скрываясь от палящего солнца.

– Разумеется, знала. – Женщина протянула Оливии длинную костлявую руку. – Меня зовут Мэри Пур, я смотрительница маяка в Киссривер.

Оливия улыбнулась, пожала протянутую руку, удивившись силе тонких пальцев.

– Рада познакомиться с вами, миссис Пур. Я Оливия Саймон.

– Оливия… Красивое имя. Несколько старомодное.

– Думаю, вы знакомы с моим мужем, Полом Маселли, – продолжала Оливия. – Он брал у вас интервью, вы рассказывали ему о маяке.

Мэри нахмурилась:

– Так это он заставил тебя выполнять прежние обязанности Анни?

На мгновение Оливия потеряла дар речи, пытаясь понять, кто из них двоих пришел в большее замешательство.

– Нет, – наконец выдавила она. – Я беру уроки у человека, с которым Анни раньше делила мастерскую, и он…

– Том, так, кажется? Том как-его-там. Носит прическу как у девушки.

– Все верно. Том Нестор. Вы с ним знакомы?

– О! – Мэри улыбнулась, демонстрируя прекрасные ровные зубы, удивительные для женщины ее возраста. – Мы встречались пару раз. Так, значит, это Том заставил тебя поработать вместо Анни?

С соседней качалки донеслось негромкое похрапывание Джейн.

– Видите ли, все не совсем так, – Оливия словно оправдывалась. – Я увидела стопку журналов, и Том объяснил мне, что Анни раньше привозила их сюда. А я работаю добровольцем в приюте для женщин, вот и решила завезти вам журналы…

– Ты работаешь еще и в этой адской дыре?

– Там не так плохо.

– Нет, детка, тебе не следует там бывать. – Мэри похлопала по подлокотнику пустой качалки. – Садись-ка.

Оливия посмотрела на часы. Она уже опаздывала, но старая женщина пробудила ее любопытство. Оливия села на краешек качалки.

– Ты красивая девушка, – заметила Мэри.

– Спасибо.

– Ты напоминаешь мне мою дочь Элизабет. У нее были такие же волосы, как у тебя, шелковистые, темные. И такие же грустные глаза.

Оливия отодвинулась от Мэри. Она не хотела, чтобы кто-то разглядел печаль в ее глазах.

– Но ты ни капельки не похожа на Анни.

– Я знаю, – ответила Оливия. – Я видела ее фотографии.

– Держу пари, что ты не похожа на нее не только внешне.

Оливия почувствовала себя оскорбленной, и это не укрылось от внимания Мэри. Она торопливо заговорила снова:

– И это только к лучшему, детка. Ты – это ты, а Анни – это Анни. Сделала бы ты то, что сделала она? Заслонила бы собой женщину, которую грозил пристрелить муж?

Оливия и сама не раз задавалась этим вопросом.

– Hу, мне хотелось бы думать, что…

– Черта с два ты бы так поступила. Инстинкты всегда берут верх, каждый сражается за себя, за свою семью. И так и должно быть. – Мэри облизала губы, посмотрела на улицу, на кукол в витрине магазинчика. – Анни была хорошей девочкой, но иногда вела себя как дура.

Оливия не знала, что на это сказать. Она уставилась на газету, лежавшую на коленях у старой смотрительницы маяка. Кроссворд был почти разгадан.

– И этот твой муж, – продолжала Мэри. – Он очень нервный. Ты должна кормить его капустой с морской солью и лимоном. – Она улыбнулась. – Капуста с морской солью хорошо для его нервов. И ты скажи ему, чтобы он навестил меня снова. Пора. У меня есть что ему порассказать, и одному господу известно, сколько продержится этот котелок. – Мэри коснулась пальцами виска.

– С моей точки зрения, вы абсолютно здравомыслящий человек, миссис Пур.

Оливия встала, нагнулась, чтобы подобрать пакеты, выпрямилась и охнула от их тяжести.

– Ты в последний раз привозишь сюда журналы, договорились? – сказала Мэри.

Оливия нахмурилась:

– Я не понимаю. Я думала…

– Приходи в любое время, но не делай вместо Анни ее работу.

После ухода Оливии Мэри откинулась на спинку качалки и закрыла глаза. Она достаточно долго разгадывала кроссворд, хватит на сегодня. Мэри знала, что Джейн проспит до ужина. Ей и самой неплохо было бы отдохнуть, но лицо Оливии стояло у нее перед глазами. Правда ли она похожа на Элизабет? Вероятно, нет. Если говорить честно, то Мэри почти совсем не помнила лица собственной дочери. Оно словно застыло, памятное ей по тем немногим фотографиям, которые у нее сохранились. Три года, восемь лет, пятнадцать. Последний снимок сделали накануне того дня, когда она сбежала. Мэри не забыла, как выглядела Элизабет в тот последний раз, когда она ее видела. Это было два года назад, Элизабет лежала в гробу. Мэри ни за что бы ее не узнала – пятьдесят восемь лет, совершенно седые волосы и кожа восковой бледности.