Энн Перри - Скандал на Белгрейв-сквер

— Ваша мать умерла?

— Нет, — едва слышно произнесла бедняжка.

— Разведена?

Шарлотта искренне была удивлена. Разводы были крайне редки и всегда сопровождались громкими скандалами. Разведенная женщина была все равно что мертвой для общества. Мужчине, чтобы расторгнуть брак, было достаточно открытой измены жены. Это считалось преступлением. Семейные ссоры и неурядицы не были достаточной причиной для развода. Мужчина, не ладивший с женой, всегда мог находить утешение в объятиях любовницы, проводя у нее б о льшую часть времени, а дома — лишь столько, сколько требовали приличия. Разумеется, он должен был содержать жену и детей, если они у него были, и сохранять свой престиж в обществе. Подобные связи не афишировались, но встречали понимание. Женщина могла рассчитывать на развод лишь в том случае, если мужчина окончательно покидал семью или же подвергал жену жестоким избиениям. В целом же считалось, что супружеская строгость в семье не помешает. Измена мужа никогда не была причиной развода.

— Нет, не разведена, — голос Фанни был еле слышен.

— Тогда я ничего не понимаю, — нервничала Шарлотта.

— Да, это так! — в отчаянии воскликнула Фанни. — Развода не было. Мой отец и мать все еще состоят в браке.

— А как же… миссис Карсуэлл? Я хочу сказать, Регина?.. — Шарлотта вдруг осознала весь трагизм открывшейся ей правды. — О! Регина… знает?

— Нет, она ничего об этом не знает, — быстро сказала Фанни. — Вот почему я молчала вчера и почему никто из нас не может сказать правду. Отец — двоеженец. Брак Регины недействителен. Ее дочери и сын — незаконнорожденные, бастарды.

— О господи! — Шарлотта была в ужасе. — Бедняжка.

— Я не могу предать отца, — в отчаянии промолвила Фанни. — Это погубит его; более того, это погубит их всех. Вы видели вчера Мэйбл и этого молодого человека? Есть ли у нее шанс выйти за него замуж, если все станет известно?

— Никакого, — согласилась Шарлотта. — Но как же вы? — Шарлотта тут же пожалела, что эти слова сорвались с ее уст. Фанни бесспорно понимала, какое будущее ее ждет. — Простите, мне очень жаль, — смущенно произнесла она.

— Я знаю. — Фанни крепче сжала руки Шарлотты. — Поверьте мне, я не спала всю ночь, думая. Мне кажется, я должна была быть готовой к тому, что когда-нибудь все раскроется. Я всегда знала, что это тайна и ее надо хранить. Папа всегда так осторожен при встречах со мной. Не понимаю, кто и как это узнал. Видимо, это должно было когда-то раскрыться.

— А ваш брат? Кажется, до вчерашнего дня он ничего не знал?

— Да, он ничего не знал. Он моложе меня и почти не помнит отца. Хиллард — это фамилия нашей матери, она взяла ее после того, как они… расстались. Мама никогда не рассказывала Джеймсу об этом, он не знает правды, а я тоже не видела смысла посвящать его. Я не рассказывала ему и того, что в последние два года снова стала встречаться с отцом. Когда заболела мать, серьезно заболела… больным стало не только ее тело, но и разум, нам нужна была помощь. Я разыскала отца и рассказала ему, в каком положении мы оказались. Он тут же откликнулся, был чу? ток и, мне кажется, испытывал некоторую вину. — Она поморщилась. — Он сразу же помог нам. Назначил маме содержание, помог Джеймсу получить хорошее место в Сити. Разумеется, брат ни о чем не догадывается. — Она грустно улыбнулась. — Отец очень любит меня, он так добр, нежен, внимателен ко мне… Я всегда считала, что это искренняя привязанность. И до сих пор так считаю.

— Но вы ничего не сказали брату?

— Нет, и сейчас не скажу. Он может выдать отца, защищая меня, а я сейчас этого не могу допустить — я еще не готова к этому.

— Это очень великодушно с вашей стороны.

Фанни печально улыбнулась.

— Такова реальность. Я люблю отца и не смогла бы жить, если бы знала, что погубила его нынешнюю семью и стала причиной их несчастий. Если бы я поступила так, едва ли нашлись бы люди, которые одобрили бы мой поступок. Кое-кто, возможно, счел бы это справедливым. Но я не ищу справедливости, она мне не нужна. Мне нужен Фитц, но это невозможно. Он не может любить меня, узнав, что обо мне говорят, а рассказать ему правду я не могу. — Ее глаза снова наполнились слезами, и она отвернулась, чтобы попробовать успокоиться.

На этот раз Шарлотта сочла необходимым дать ей возможность с достоинством помолчать, пока к ней не вернется самообладание. Затем взяла руку Фанни в свои.

— Я буду счастлива стать вашим другом, если вы позволите, — со всей искренностью сказала она. — Хотя это не так много, но это все, что я могу вам предложить. Когда вы поближе узнаете меня, возможно, моя помощь вам пригодится.

Фанни обеими руками сжала руку Шарлотты.

— О, пожалуйста… — прошептала она.

Мика Драммонд беспокойно мерил шагами свой кабинет на Боу-стрит от окна, выходившего на душную, раскаленную солнцем улицу, до дверей, слишком взволнованный, чтобы сидеть. Дело Осмара вывело его из себя. Его просто взбесило то, что этот жалкий тип посмел обратиться за помощью к прежним коллегам по кабинету министров, сделал из суда посмешище и бросил тень на репутацию полиции. Драммонд не сомневался, что здесь не обошлось без давления со стороны «Узкого круга». Сам по себе Осмар не имел ни веса, ни влияния. То обстоятельство, что братство имеет к этому отношение, усугубляло чувство собственной вины и растущий страх перед всесильностью этой организации и ее целями.

Драммонд, продолжая шагать по комнате, не успел дойти до окна, как в дверь громко постучали. Он быстро обернулся, словно пойманный на чем-то дурном.

— Входите.

Дверь отворилась, и вошел Урбан. Вид у него был довольный, но остатки былого раздражения еще остались в ироничной усмешке.

— Что случилось? — Драммонд был менее вежлив, чем обычно.

Урбан, однако, не обращал на это внимания, его распирало от собственных важных новостей.

— Мы выиграли, — сказал он просто.

Драммонд не понял, о чем идет речь.

— Что выиграли? — раздраженно спросил он.

— Процесс против Осмара.

— Мы не можем ничего выиграть, — удивился Драммонд. — Дело было прекращено.

— Но не судебное расследование, — поправил его несколько разочарованный Урбан. — Я имел в виду клевету в газетах относительно жестокого обращения Латимера с Бьюлой Джайлс.

— О! — наконец понял Драммонд. Ему следовало бы сразу догадаться, о чем шла речь. Это было важное для них всех дело, и Драммонду стало неловко за свое равнодушие к нему, хотелось как-то загладить свою вину перед Урбаном. Он попытался придать своему лицу заинтересованное выражение. — Слава Всевышнему! Я думал, слушания затянутся на месяцы.

— Как видите, этого не произошло, — смягчился Урбан. — Все было улажено в зале суда, убытки возмещены, все обвинения в жестком обращении со свидетельницей взяты назад.