Екатерина Лесина - Хризантема императрицы

Он специально пришел почти на час раньше назначенного времени, рассчитывая на разговор приватный и выгодный, в конце концов, у него было что предложить, а у этой троицы, которая пряталась в глубине квартиры, было что дать взамен.

Нет, он не станет ограничиваться деньгами. К черту их, утекают сквозь пальцы ядовитой водой, оставляя лишь чувство неисполненных желаний, ведь всегда хочется немного больше, чем можно себе позволить. Так пусть же не откупаются, но делятся, тем паче, что он – в своем праве!

– Добрый вечер, – поздоровался Герман, смерив таким взглядом, что Милослава затошнило со страху.

– Я к сестре, – Милослав нарочно подчеркнул родство, чтобы поставить лакея на место, тот же лишь хмыкнул и махнул рукой куда-то в коридор.

А в дверь снова звонили, нагло так, настойчиво. Проклятье, неужели не получится разговора?

– Добрый день, как мило, что вы приняли приглашение, Дарья Вацлавовна будет очень рада вашему визиту...

– Это для нас большая честь быть приглашенными, – раздался высокий женский голос. – Дорогой, будь добр, помоги мне...

И снова звонок. Да они что, сговорились все?

– Я... – заикающийся шепот Шурика был хорошо слышен в трубе коридора. – Я подумал, что, может быть, если раньше... простите, мы не знакомы. Александр, можно просто Шурик...

И опять. Что тут, в конце концов, затевается?

Впрочем, Милослав догадывался, что именно и, смирившись с невозможностью изменить ситуацию, направился в зал.

Он пришел последним, но никто не упрекнул за опоздание, напротив, собравшиеся в пятой квартире люди, казалось, удивились и приходу Вельского, и уж тем паче Демону, которого он решил взять с собой.

– Здравствуйте, – сказала старуха, любезно улыбаясь, и следом за ней поздоровалась белобрысая, сидевшая по правую руку Императрицы, что-то пробурчал Шурочка, старательно отводя взгляд, небрежно кивнул Милослав, приветственно поднял руку Мирон Викентьевич, который тоже каким-то чертом присутствовал здесь, зевнула дама в неопределенных годах, и нервно вздрогнул молодой красавчик, стоявший за ее плечом. Разношерстная публика, ничего не скажешь.

– Прошу вас, Аркадий, присаживайтесь. И зверя своего усадите. – Императрица поглядела на пса и, как показалось Вельскому, во взгляде ее мелькнуло одобрение. – Герман, мальчик мой, начинай, господа уже нервничают.

Это она про кого? Нет, не нервничает Вельский, разве что торопится немного.

– Да уж, будьте любезны, – воскликнула дама, прижимая к лицу кружевной платочек. – Дарья Вацлавовна, признаться, мы не рассчитывали, что здесь будет так... людно.

Мирон Викентьевич кашлянул в кулак и пожал плечами, а Герман, поднявшись, прошелся по комнате, одарив каждого взглядом насмешливым и даже будто бы издевательским, и только после этого заговорил:

– Еще раз всем собравшимся добрый вечер и мои глубочайшие извинения за неудобство, которые вы вынуждены были испытать, дожидаясь некоторых... гостей. Но причины, побудившие меня, – он посмотрел на Императрицу и поправился, – побудившие нас поступить подобным образом, нас же и оправдывают. В течение двух недель в доме произошло два убийства. Согласитесь, факт из ряда вон выходящий.

Следак, сидевший до того с серьезным видом, кивнул и нахмурился. Не нравится ему, что в его дела лезут? Конечно, не нравится, но предпринимать ничего не спешит, только, выдавая возмущение, брови шевелятся двумя лохматыми гусеницами.

– Я, вернее, мы, – снова поправился Герман, – позволили себе проанализировать события и теперь желаем изложить факты, которые, полагаю, могут быть полезны следствию.

– Не понимаю! – взвизгнула дама, вскакивая с места. – При чем здесь мы? Эдик, почему ты молчишь?

– Будьте добры сесть на место. Все, присутствующие здесь, в той или иной степени имеют отношение к произошедшему.

– Вы... вы – хам!

– Мама, сядь, – тихо сказал парень. – Послушаем, что этот клоун скажет. Не зря же мы время на дорогу тратили? Он так уверенно держится, верно, знает все. Или почти все.

– Теть Даш, ну зачем вам эта ячейка? – племянница баюкала Ленку и оттого говорила шепотом, и Дарье приходилось напрягаться, чтобы слышать. – Ну что в ней такого?

– Потом. Заплати. Продли еще на год. Только никому.

Говорить все еще сложно, горло дерет, и дышать не выходит, в легких будто все еще дым остался, который медленно продолжает травить Дарью. Она знала, что все ее ощущения – чушь, и нет никакого дыма, и смрада горящей проводки, и стекло, если и лопается со звоном, то от столкновения с кафелем там, за дверью палаты.

– Теть Даш, ну и так денег нет.

– Дам. Потом. Заплати.

– Ма-а-а-а-ма, – заныла Ленка. – Плати!

– Заплати, – повторила Даша с нажимом. Закашлялась. Пояснила: – Там для Ленки. Но никому. Ни слова. Ясно.

– Да поняла уже. Заплатить, никому не говорить... а папка вчера сказал, что ты со мной жить будешь, а если я против, то могу убираться куда хочу, потому что квартира не моя, а Лизкина. Нет, теть Даш, ты не подумай, я ж не против, чтоб ты у меня жила, мне даже веселее будет, когда вдвоем. Ну или втроем, но просто как-то оно не по справедливости выходит. Ты теперь без квартиры, и я без квартиры, и если вдруг завтра Лизка еще кого велит взять? Или вообще выставит?

На этот вопрос у Дарьи ответа не было. Она никогда прежде не оказывалась в ситуации, когда была бы настолько беспомощна и зависима от других людей, и ощущение это, чуждое самой ее натуре, вызывало то беспричинный гнев, то тоску, то погружало в воспоминания, которые, однако, не радовали. Порой ей начинало казаться, что лучше было бы умереть или и дальше пребывать в сонной дреме коматозного существования, когда зависимость не угнетает, а напротив, выглядит естественной.

Приходил Сергей с супругой, долго радовались, даже со слезами, оставили букет роз, пожелание выздоравливать и ворох новостей, большей частью совершенно бесполезных. Отдельного визита и разговора удостоился и грядущий Дарьин переезд в квартиру, занятую Анной. Сергей был краток и убедителен, он упирал на то, что за Дарьей необходим постоянный уход.

Само же действо состоялось спустя несколько месяцев. Была зима и легкий снежный пух, черные следы шин и сапог, шубы да шапки, дети на санках, серые глянцевые лужицы льда на дорогах. В подъезде пахло хвоей и хлоркой.

– Вот, теть Даша, тут будет твоя комната, – Анна кое-как протолкнула коляску в дверь. – А мы с Ленкой в зале. Я дверь открытой оставлю, хорошо? Если что, кричите. Ленка, не трогай бабушку, она устала. А может, и вправду ляжете отдохнуть?

Дарья отрицательно покачала головой. Хватит отдыха, хватит беспомощности, она должна взять себя в руки и снова все изменить. Как она это сделает – Дарья еще не знала, но верила – сделает. У нее ведь получается все, чего она хочет. А она хочет выбраться отсюда.