Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

— Нет уж! Со мной этот номер не пройдет. Однажды у меня в Экроне в гримерной тьма-тьмущая мышей развелось, и я поставила мышеловку. И все, что из этого вышло, — так это то, что попался один крохотный покалеченный ублюдок, и три недели спустя, после того как я его на ноги поставила, он до такой степени избаловался, что ореховое масло у меня с пальца слизывал. Так что, Трэв, я к Артуру и близко не подойду.

Когда я вместе с Чуки вернулся на «Дутый флэш», Артур лежал так же, как я его оставил. Записка тоже была не прочитана. Я включил верхний свет и услышал, как Чуки судорожно глотнула воздух. Сильные холодные пальцы впились в мою ладонь. Взглянув на ее задумчивый профиль, я заметил, что загорелый лоб сморщился, а белоснежные зубки прикусили нижнюю губу. Я выключил свет, развернул ее, и мы вышли в салон, отгородившись от Артура двумя закрытыми дверями.

— Ты должен вызвать к нему врача! — негодующе заявила она.

— Возможно. Попозже. Лихорадки нет. Он отошел, как я тебе уже сказал, но говорит, что просто чувствует слабость. Я считаю, это от недоедания.

— Может, у тебя и лицензия на врачебную практику имеется? Трэв, он так жутко выглядит! Как скелет, будто не спит, а уже умер. Откуда ты знаешь?

— Что знаю? Что он спит?

— Но что могло с ним произойти?

— Чук, он был очень милым парнем, но не думаю, чтобы обладал нашими с тобой способностями к выживанию. Он — типичная жертва. Его мышеловкой была Вильма, и никому дела не было, покалечит его или нет. И никакого орехового масла. У нас был один такой в Корее. Большой, деликатный, только что выпущенный из школы в Хилл. И все, начиная с командира взвода, пытались заставить этого птенца опериться до того, как ему прищемят хвост. Но как-то раз дождливым днем он услышал ложный вопль, к которым мы все привыкли, и, приняв за чистую монету, бросился на помощь, где его и прошило очередью от горла до самого паха. Я об этом услышал и прибежал как раз тогда, когда носилки затаскивали в джип. Как раз в это время он умер, и в его застывшем взгляде не было ни боли, ни злости, ни сожаления. Он просто выглядел страшно озадаченным, словно пытался вписать это маленькое происшествие в ту систему, которой его так хорошо обучили дома, и никак не мог это сделать. Вот такие шутки играет судьба с искренними людьми.

— Нам следует убедиться, что с Артуром действительно все в порядке.

— Пусть выспится. Виски с содовой хочешь?

— Не знаю. Нет. То есть да. Хочу еще раз взглянуть на него.

Минут через пять я прокрался на цыпочках по коридору почти до самого конца. Дверь каюты для гостей была закрыта. Я услышал ее голос, но не мог разобрать слов. Ласковый голос. Он кашлял, отвечал ей и снова кашлял.

Вернувшись в салон, я включил проигрыватель на малую громкость, достаточно малую, чтобы не заревели мои огромные усилители. Потом вытянулся на большой желтой кушетке, потягивая виски с содовой, слушая напоминающий китайскую головоломку струнный квартет холодного как лед Баха и злорадно улыбаясь тому, как удачно я разрешил проблему Артура.

Чуки присоединилась ко мне минут через двадцать. Лучезарно улыбающаяся, с заплаканными глазами и гораздо менее уверенная в себе, чем ей обычно свойственно. Усевшись на краешек кушетки у меня в ногах, она сказала:

— Я дала ему теплого молока, и он снова заснул.

— Вот и прекрасно.

— Мне кажется, это просто от переутомления, от недоедания и больного сердца, Трэв.

— И я так решил.

— Бедный бессловесный ублюдок. Выведен из высшей лиги.

Я достал виски из морозилки и отнес ей стакан. Чук отпила глоток.

— И больше ты, конечно же, ничего сделать не можешь? — сказала она.

— Пардон?

Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами:

— Вернуть все, разумеется. Они его до нитки обчистили. Не зря же он именно к тебе и пришел.

Я вскочил, подошел к проигрывателю и вырубил мистера Баха. Остановился перед Чук:

— Теперь подожди минутку, женщина. Помолчи…

— Да Бога ради, Макги, не смотри на меня так, словно собираешься затрубить, как раненый лось. Мы однажды беседовали о тебе.

— Разъясни.

— Он спрашивал о тебе. Ты понимаешь. Чем ты занимаешься. Ну и я его как бы просветила.

— Как бы просветила?

— Ну, только сказала, что ты вмешиваешься, когда люди остаются ни с чем, и оставляешь себе половину того, что удалось спасти. Макги, а почему, по-твоему, он пришел прямо к тебе? У тебя есть какие-нибудь другие соображения подобного рода? Как ты думаешь, почему это бедное, избитое создание проползло через весь штат и рухнуло у тебя на пороге? Наверное, ты не сможешь отказать ему.

— Я могу все хорошенько выяснить, солнышко.

Молчание. Она допила. Со стуком поставила пустой стакан. Встала с кушетки, приблизилась ко мне почти вплотную, руки в боки. Высокая, с горящими глазами.

— Тем, что приехала сюда, я сделала тебе одолжение? — спросила она почти шепотом. — Так вот, ты у меня в долгу за это и еще за два случая, которые я тоже могу припомнить. Хочешь, чтобы я сама это сделала? Ты ведь знаешь, я и сделаю. Но я прошу заняться этим тебя, сопляк ничтожный, лентяй противный. Они его по стене размазали, в дерьме вываляли. И ему больше некуда податься. — Подчеркивая каждое слово сильным постукиванием костяшками пальцев по моей груди, она внушительно выговорила: — Ты поможешь этому человеку.

— Теперь послушай…

— И я тоже хочу принять в этом участие, Трэв.

— Так вот, я не собираюсь…

— Первое, что нам нужно сделать, — это поставить его на ноги и вытянуть из него всю информацию, какую только удастся.

— А как же твои еженедельные телевизионные?..

— Я опережаю график на две передачи и могу съездить туда, чтобы отснять за день еще три. Трэв, они ему ни гроша не оставили. Это было что-то типа земельных махинаций. Где-то под Неаполем.

— Может, ближе к осени…

— Трэвис!

В следующую субботу после полудня «Дутый флэш» уже покачивался на двух якорях во Флоридском заливе, в трех километрах от Кэндл-Ки, с полными кладовыми и пятьюстами галлонами пресной воды в баках. Время от времени я пытался в той или иной степени сделать свой старый плавучий дом катерного типа еще более независимым от береговых служб. За исключением периодов, когда мы находились дома, в Бахья-Мар, я предпочитал избегать заполненных судами стоянок. У меня под палубой целый отсек забит мощными аккумуляторами. Достаточно для того, чтобы простоять на якоре четыре дня, прежде чем они начнут садиться. Когда подсядут, их можно использовать, чтобы завести генератор и с его помощью за шесть часов снова зарядить их. Иногда, если оказываюсь столь небрежным, что они окончательно садятся, приходится запускать десятикиловаттный газовый генератор, чтобы включить электрический. Когда я стою на якоре, перевожу все на тридцать два вольта. Кондиционеры не могут работать от аккумуляторов, но их можно подключить к газовому генератору. Так что в этом случае приходится выбирать наименьшее из двух зол — или жара, или шум.