Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

Я сказал, что предпочел бы вложить сто тысяч, и он, взглянув на меня, как на уличного пса, свернул карты и заявил, что не понимает, зачем тратить попусту мое и свое время, и благодарит за то, что я заглянул к нему в гости. Вильма пришла в ярость. Говорила, что я испортил все дело, что она поговорит еще раз с Кэлвином Стеббером и выяснит, нет ли у него возможности принять меня на условиях двухсоттысячных инвестиций. Я ответил, что не слишком разумно ставить на карту весь капитал, а она ответила, что это вовсе не игра в карты.

— Тогда он тебя принял?

— Неохотно. Я отправил по почте сообщение в свою брокерскую контору, чтобы они продали весь пакет акций и выслали мне заверенный чек на двести тысяч. Мы встретились на яхте. Я подписал синдикатское соглашение, оно было заверено свидетелями и нотариусом. По нему мне причиталось одиннадцать и три десятых процента прибыли синдиката.

— И ты не привел своего адвоката для проверки?

— Трэвис… ты просто не понимаешь, как все было. Они казались такими солидными и словно оказывали мне одолжение, принимая в дело. Не будь Вильмы, они никогда меня туда не допустили бы. Это был мой шанс, чтобы иметь возможность содержать ее. А с того момента, как я в первый раз чуть все не испортил, Вильма меня к себе не подпускала. Почти не разговаривала со мной. Перебралась в другую спальню нашего дома на побережье. И потом… они сказали, что это стандартное соглашение. Страниц шесть, через один пробел, лист обычного размера… Мне нужно было подписать четыре экземпляра. Пока я подписывал, Вильма стояла рядом, положив мне руку на плечо, а когда я закончил, поцеловала от всей души.

— Стеббер вскоре после этого уехал?

— Через день или два. В это время Бу Уаксвелл стал крутиться вокруг. Заглядывал к нам без предупреждения. Стало очевидно, что его привлекает Вильма. Когда я ей на это пожаловался, она ответила, что Кэлвин Стеббер посоветовал нам быть с ним подружелюбнее. Я пытался выпытать у Уаксвелла, как обстоят дела, но он лишь смеялся в ответ и просил не бздеть.

— Когда они потребовали еще?

— Первого августа я получил письмо от Крейна Уаттса. Ссылаясь на параграф такой-то подпараграф такой-то, он просил выслать ему чек на тридцать три тысячи тридцать три доллара тридцать четыре цента, согласно подписанному соглашению. Я вытащил свой экземпляр текста соглашения и прочитал указанный параграф. В нем говорилось, что члены синдиката обязуются совместными усилиями покрывать дополнительные издержки. Я тут же отправился к Уаттсу. Он был уже не так дружелюбен, как раньше. Я не бывал прежде в его офисе. Крохотный кабинетик в придорожной конторе по недвижимости в северном конце города под названием Тамиами-Трейл. Он вел себя так, словно я отнимаю его бесценное время. Сказал, что переговоры продвигаются и уже достигли требований восьмидесяти семи долларов за гектар при оптовой продаже’ со стороны посредников Кипплера, а это означало, что члены синдиката должны внести дополнительно триста пять тысяч долларов и что несложная арифметика дает те одиннадцать и три десятых процента этой суммы, которые и были указаны в письме.

Я сказал, что мне вряд ли удастся достать деньги и что, по-видимому, придется согласиться на соответствующее уменьшение своей доли во всем предприятии. Он посмотрел на меня с удивлением и сказал, что может понять мой отказ, но если я изучу следующий параграф, то конечно же осознаю, что это сделать невозможно. Там говорилось примерно, что если один из участников не сможет выполнить подписанных обязательств, то его доля в предприятии конфискуется и делится между остальными членами пропорционально тем интересам, которые они в данный момент имеют в деле. Он сказал, что это абсолютно законно и что документ был подписан, зарегистрирован и завизирован у нотариуса.

Я вернулся в наш дом на побережье, и мне потребовалось немало времени, чтобы растолковать это все Вильме. В конце концов она усвоила, что если я не внесу дополнительной суммы, то мы потеряем двести тысяч долларов. Она сказала, что это несправедливо. Сказала, что позвонит Кэлвину Стебберу и все исправит. Не знаю уж, где она в конце концов его поймала. Она не хотела, чтобы я присутствовал при разговоре, потому что я ее раздражаю. Побеседовав с ним, она сообщила: он говорит, у него руки связаны. Если он ради меня пойдет на какие-либо уступки, остальные поднимут хай. Добавила, что просила выкупить мою долю, но он ответил, что ситуация с наличными в данный момент не позволяет на это рассчитывать: рекомендовал внести деньги, говоря, что это, несомненно, последняя доплата и договор может быть подписан со дня на день. Вильма долго еще была взбудоражена, но в конце концов мы сели и постарались вместе найти выход. У меня еще оставались два пакета «Стандард ойл» из Нью-Джерси и «Континентал кэн» на общую сумму пятьдесят восемь тысяч по текущим рыночным ценам. Я все равно собирался продать что-либо, так как у нас оставалось всего пятьсот долларов и неоплаченных счетов на три тысячи. Оставив двадцать тысяч в акциях, я заплатил Крейну Уаттсу, погасил счета и положил три тысячи в банк.

Первого сентября оптовая цена поднялась до ста долларов за гектар, они снова потребовали ту же сумму. К тому времени у меня оставалось двадцать тысяч в акциях и четыреста долларов на счету. Но я знал, что мы должны заплатить. Тогда у меня уже был заключен договор с другим адвокатом. Он сказал, что это гроб и что только последний идиот мог подписать такое соглашение. На этот раз Вильма действительно действовала со мной заодно. Мы сели и обдумали, что можно продать. Мне казалось, что она наконец-то начинает узнавать цену деньгам. Оставшиеся акции, машина, мои фотоаппараты, ее драгоценности и меха. Она поехала в Майами и продала свои вещи. Нам удалось набрать нужную сумму и еще около четырехсот долларов сверх. Расплатившись, мы отказались от дома на побережье и переехали в номер дешевого мотеля «Цвет лимона» в пяти-шести кварталах от пересечения Пятой авеню и Трайл. Готовили прямо в комнате на электроплитке.

Она не переставала спрашивать, что мы будем делать, если они потребуют еще. И плакала. Это ей принадлежала идея составить список моих старых друзей, которые могли бы оказать мне помощь. Она настаивала на этом. Мне этого делать не хотелось. В конце концов я составил список из тридцати двух достаточно преуспевающих людей, которые могли оказать мне доверие. Она несколько раз переделывала мое письмо, пока оно не зазвучало как призыв вложить деньги в выгодное дело, как описание величайших в мире возможностей. И мы, отпечатав тридцать два экземпляра на гостиничной машинке, разослали их друзьям, прося у каждого минимум тысячу долларов и любую сумму денег, вплоть до десяти тысяч, какую они пожелают вложить в это дело. Потом мы стали ждать. Пришло шестнадцать откликов. Восемь человек написали, что очень сожалеют. Восемь прислали деньги. Четверо прислали по тысяче. Двое прислали по пятьсот долларов. Один прислал сто долларов, и еще один прислал пятьдесят. Пять тысяч сто пятьдесят долларов, которые мы положили на общий счет в банке. На следующей неделе ни одного ответа не пришло.