Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

— С подобными проблемами, — сказал он, — вам следовало бы обратиться к мистеру Робинелли в доке Гибсона, где мы ее держим. Мы пользуемся судном, заранее составляя расписание служебных поездок на нем и уполномочив мистера Робинелли сдавать его, когда сроки аренды не мешают намеченным компанией планам. Те, кто берут ее напрокат, — а я хотел бы, чтобы их было побольше, — помогают поддерживать ее в хорошем состоянии, оплачивать стоянку, страховку и заработки постоянного экипажа. У меня сейчас нет на руках предварительного расписания, но я могу попросить кого-нибудь достать его. Мне известно, что в данный момент она стоит у Гибсона. Если вы…

Я сказал ему, что не стоит беспокоиться и я могу все узнать у мистера Робинелли. Посмотрел адрес дока Гибсона и, вернувшись к машине, нашел это место на карте города. У нас было достаточно времени, чтобы все разузнать. Док находился в большой, занятой торговыми судами гавани, где загружалось и разгружалось с десяток рефрижераторов, было жарко от густого и низкого промышленного смога, воняло химикатами и где в этой искусственного происхождения дымке ярко поблескивали огромные груды невероятно твердой серы. Я притормозил у конторы, откуда был виден «Пират», стоящий на якоре у причала. Наверху работали двое мужчин в хаки. Яхта блестела, как новенькая, и я не завидовал тому, кого смотритель выбрал для ежедневного соскребания грязи.

Робиннели оказался большим грубым человеком с тремя телефонами, четырьмя подставками для бумаг и пятью перьевыми ручками. Ну страшно занятым типом, не имеющим ни одной свободной минутки для беседы. Я представился от имени группы лиц, желающих взять напрокат яхту «Пират» для поездки в Юкатан, скажем, дней на двадцать. Десять человек. Будет ли она свободной в ближайшее время? А по какой цене?

Он прыгнул в кресло у стола и сделал пометку в блокноте.

— Давайте ровно три тысячи. Считая питание и оплату стюарда. Экипаж из четырех человек. Выпивку принесете сами. Все остальное прилагается. — Он заговорил более громко, и голос зазвучал надтреснуто, как удары кнута, а в кабинет, прихрамывая, поспешно вошла худенькая женщина и протянула ему папку. Он пробежал глазами несколько верхних страниц. — Она свободна с десятого июля в течение тридцати двух дней. Уведомите не позже, чем до тридцатого июня. Чек должен быть выписан не позже, чем за двое полных суток до отплытия. Никаких пассажиров шестидесяти пяти лет и старше. Обеспечивается страховка. Скорость до четырнадцати узлов. Путешествие в радиусе полутора тысяч километров. Радар, опреснитель соленой воды, осадка метр восемьдесят, семь пассажирских кают, три туалета, ванна и душ. Повышенная устойчивость. Пойдите взгляните. — Он написал записку и протянул мне. — Дадите мне знать. В письменном виде.

Я повел Чук на пристань. Грубоватый парень с тупым, безразличным лицом и выпирающими веснушчатыми бицепсами, в рубашке цвета хаки, облегавшей его так же плотно, как и собственная юная кожа, взглянув на записку, сказал, что капитан сошел ненадолго на берег и мы можем зайти осмотреть яхту. Мы довольно быстро обошли ее. Переделана она была замечательно, так что стала роскошным средством передвижения, не утратив делового вида.

Снова поднявшись наверх, я поблагодарил:

— Спасибо.

Осмотрел двигатели.

— Двигатели старые, но надежные, — сказал я. — При таком ненапряженном режиме целую вечность продержатся. А не заменили ли при переделке систему, предотвращающую самовозгорание?

Я точно распознал грязь у него под ногтями. Безразличный вид мгновенно сменился угодливым и расторопным. Не прошло и пяти минут, как он уже рассказал мне о грубо сработанных двигателях «Пирата» больше, чем мне хотелось знать.

— Я слышал об этой яхте от одного своего приятеля, который как-то нанимал ее, Кэл Стеббер.

— Кто это?

— Очень важная шишка. Невысокий, грузный, очень дружелюбный. Он был на ней прошлым летом в Неаполе. Занимался одной земельной сделкой.

— Ах, этот. Да. Приятный мужик. Но, точнее, он не брал ее напрокат. Мы три недели стояли в этом «Катласс-яхт-клубе», потому что работа там заканчивалась, и мы должны были забрать там же следующую группу. Вот мистер Стеббер и договорился с капитаном Энди, что поживет немного на борту. Своего рода аренда в доке: Капитану Энди здорово влетело от Робинелли. Черт, если бы он не сдал деньги, Робинелли ни фига не узнал бы. Кажется, они сговорились долларов за пятьдесят в день. И было соглашение о том, что, поскольку мистеру Стебберу нужно было каким-то людям пустить пыль в глаза, мы должны говорить, если кто-нибудь спросит, будто яхту мистеру Стебберу одолжили друзья.

— Я знаю, Кэл живет здесь, в Тампе, и у меня есть номер его телефона, не внесенный в книгу, да я его не захватил. А адрес забыл. Какой-то многоквартирный дом у залива Тампа. Может, на борту у вас есть его адрес, а?

— Увы, боюсь, что нет. Он сел и слез в Неаполе, и мы все это время стояли на якоре. Платил наличными. Не было никаких причин… — Он остановился и, глядя вдаль, подергал себя за ухо. — Погодите-ка. Что-то там было. Ну да. Бруно нашел, когда все мыл после ухода мистера Стеббера. Запонка закатилась куда-то. Вся золотая, с каким-то серым драгоценным камнем. У капитана Энди был этот номер телефона, или он его как-то раздобыл, и, когда мы вернулись в Тампу, он связался с мистером Стеббером и… — Он повернулся к носу яхты и закричал: — Эй, Бруно! Поди на минутку.

Долговязый несимпатичный зеленоглазый Бруно вышел на корму, волоча ноги и вытирая мыльные руки о бедра, и восторженно уставился на мисс Мак-Колл.

— Скажи, Бруно, ты помнишь мужика, кому в прошлом году вернул золотую запонку?

— С тебя двадцать долларов, парень. Отлично помню.

— Куда ты ее отнес?

— Западнобережный бульвар, чуть ниже по течению за мостом Танди, недалеко от Макдилл. Какой-то номер, не помню какой. Очень милое местечко, парень.

— А ты можешь что-нибудь рассказать этому человеку, чтобы он сумел отыскать его?

— Да не гони так, а то ни фига не вспомню. Дай подумать чуток. Там был номер и табличка с именем. Бледного цвета здание, вроде четырех домов, сцепленных вместе. Он в том, что ближе к заливу, на последнем этаже. То ли на седьмом, то ли на восьмом. Во всяком случае, на последнем. Что-то там в табличке такое было, неясное. Вспомнил! «Западная гаврань»! «Вэ-рэ» вместо «вэ». И нет там никакой гавани, приятель, как бы ты ни произносил. Пристани да волнорез невысоки, и больше маленьких парусников, чем катеров. Но ничего такого, что бы я назвал гаванью.

Когда мы ушли с яхты, Чук сказала:

— Половину времени я не знаю, что у тебя на уме. Просто приходится стоять там и выглядеть беззаботно. Такой странный способ выяснить адрес.