Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

За окном на заднем дворе висела жемчужно-серая утренняя дымка. Она лежала на спине поверх кровати. Я ухватился одной рукой за подол платья и одним движением разорвал его до талии. Материя треснула, белые пуговки застучали о стены и потолок. Я подоткнул под нее подол и подтянул под талию. Она лежала в позе посмертного принуждения. На белых ногах и ребрах виднелись сотни голубых синячков, оставленных пальцами Уаксвелла. Молча моля о прощении, я задумчиво растрепал темные волосы и стер большим пальцем свежую помаду с мертвых губ. Она так прихорашивалась перед смертью. В полумраке спальни я видел крохотные сегменты темно-синих глаз там, где веки были не до конца опущены. Прости, что я испортил твое платье. Прости, что они увидят тебя такой, Вивиан. Но тебе понравится то, как это сработает. Обещаю тебе, милая. Они снова наведут красоту перед тем, как похоронить тебя. Но не в оранжевом. Этот цвет для того, чтобы быть в нем живой. Любимой. Смеющейся. Они не похоронят тебя в нем.

Я опрокинул пуфик перед туалетным столиком. Взяв через ткань банку с кремом для лица, разбил ею зеркало. Выключил всюду свет, кроме одного из двух одинаковых светильников у столика, и повернул его так, чтобы луч падал прямо на нее, высвечивая пятна и оставляя глубокие тени на беспорядке вокруг мертвой женщины.

Я сгреб приготовленные вещицы со столика себе в карманы, оставил в гостиной одну лампу, угловой торшер с непрозрачным абажуром. День уже забивал электрический свет. Ногтем большого пальца повернул регулятор звука на телевизоре, и мы ушли под громкий свист, означающий конец трансляции. Я не заметил никого ни по дороге к машине, ни когда Артур вез нас по Клематис-Драйв.

— Что ты делал? — спросил он.

— Она не дожила и не успела воспользоваться своим шансом устроить такие декорации, чтобы его нашли. Я дал ей этот шанс посмертно.

На северной окраине города, у шоссе, я велел ему притормозить и остановиться у телефонной будки на обочине около бензоколонки, где горел фонарь ночного обслуживания. У меня была только одна монетка. Вполне достаточно.

Сержант ответил, представившись.

Я говорил более низким голосом, чем обычно.

— Слушайте, если хотите сделать мне одолжение, запишите номер машины, ладно?

— Пожалуйста, скажите скачала, как вас зовут.

— Мне следовало, позвонить вам несколько часов назад. Слушайте, я не могу уснуть. Может, это и ерунда. Но дело в том, что не хочу быть ни во что замешан. Не хочу ни во что быть впутанным, понимаете?

— Если вы мне скажете, откуда звоните.

— Бросьте, сержант. Запишите номер машины, ладно?

— Хорошо. Машина номер…

Я продиктовал и сказал:

— Белый «линкольн» с опущенным верхом, наверно, этого года выпуска. А две другие машины, как я думаю, принадлежат хозяевам. Понимаете?

— Принадлежат кому?

— Ну, в этом доме, о котором я вам говорю. «Линкольн» стоял на газоне, сбоку. Слушайте, я просто проходил мимо и не хочу, чтобы меня во что-нибудь впутывали. Просто вышел проветриться, когда у меня слегка в голове загудело. Так что я ехал, ехал и выехал на какую-то проклятую заднюю улочку. Потом посмотрел на табличку. Не то Клематис-стрит, не то Клематис-Драйв, что-то в этом роде. Да, там было Драйв. Я поставил машину, вышел прогуляться. Знаете, пройдешь с утра пару квартальчиков и почувствуешь себя лучше? Верно?

— Мистер, вы перейдете к делу?

— А что я, по-вашему, делаю? Да, несколько часов назад было, может, в три с чем-то. Я точно не смотрел. Ну, ладно, в общем, из этого дома раздавались громкие крики. Ей-богу, у меня кровь застыла в жилах. Ну, я прямо перед домом стоял. А потом слышу такой громкий треск, не выстрел, но очень похожий на него, и крик смолк, словно ей там горло перерезали. Может, ее мужик ей там в челюсть врезал. Что я сделал, так это развернулся и отправился обратно к машине. И еще запомнил номер «линкольна». Вы этот дом легко отличите, потому что там те две машины стоят, небольшой светлый «мерседес» и другая, коричневатый «плимут». Коричневатый или серый. Так что, не знаю, может, вы проверите. А то у меня какой-то осадок на душе остался.

— А не можете ли вы назвать свое имя?

— Джон Доу, гражданин Джо. Боже мой, сержант, я просто хочу, чтобы меня ни во что не впутывали. Не знаю я номера дома. Я его не мог разглядеть. Но та улица, она же не в километр длиной.

Я повесил трубку и сел обратно в «седан».

— А теперь мы можем ехать назад?

— Да. Только помедленнее.

Чук разбудила меня без двадцати двенадцать, как я и просил. Она присела на край кровати. Я рывком поднялся, размял правую руку. В дверях появился Артур и остановился, наблюдая за мной.

— Ну, как теперь? — спросил Артур.

— Лучше. Но затекла немного. И нога тоже. А в руке слабость чувствуется.

— Она каждые полчаса заглядывала проверить, как ты выглядишь, — сказал Артур.

— А выглядишь ты не больно здорово, — сказала она.

— Такое ощущение, словно меня вверх ногами подвесили и отколотили бейсбольными битами.

— Голова болит? — спросила она.

Я потрогал пальцем повязку.

— Это не боль. Это сверло, загнанное вглубь на два сантиметра. И с каждым ударом сердца оно поворачивается. Как пистолет?

— Слишком противно было снаружи, чтобы выходить на надувной лодке, — искренне признался Артур. — Я просто добрался до середины пролива и сбросил его там. Нормально?

— Просто замечательно, Артур.

Чук сказала:

— Сдается мне… ты не знал, что можешь на такое нарваться.

Я понял просьбу, которую выражали глаза Чук.

— Я чертовски рад, что взял тебя с собой, Артур. Чук, мы отлично ладили.

— Я чуть с ума не сошла, Трэв. До сих пор напугана. Хочу сказать, теперь никак нельзя доказать, что это сделала она сама. Правда?

— Уаксвелл убил их обоих. Он не спустил курка. Но он их убил. И если бы его пуля прошла на миллиметр ниже… Хотел бы я посмотреть на этого ублюдка, когда он заглянул в машину сзади. Все пойдет как по маслу, Чук. Они найдут достаточно доказательств того, что он был в доме. Там разбита дверь на веранду, чтобы было ясно, как он проник туда. И он не столп общества. Ну, как новости?

— Как ты и думал.

Я выставил их, влез в халат и присоединился к ним уже в салоне. Я обнаружил, что могу изобразить походку, не вызывающую подозрений, если только двигаться медленно и спокойно. Подключив большой приемник к колонкам, убрал лишний звук, и тут на нас обрушилась реклама радиостанции Палм-Сити о подержанных машинах.

Диктор местных новостей, как обычно, путал ударения и, как обычно же, испытывал сложности с длинными словами:

«Этим утром власти штата и прочие официальные лица из усиленного отряда полиции объединились в поисках Буна Уаксвелла из Гудланда, Марко-Айленд, разыскиваемого для допроса по делу об изнасиловании и убийстве домохозяйки Вивиан Уаттс и убийстве ее мужа, Крейна Уаттса, молодого неапольского адвоката. Основываясь на сведениях, полученных от неизвестного прохожего, заслышавшего крики и звук, напоминающий выстрел, из дома за тридцать тысяч долларов на глухой тихой улице в жилом районе Неаполя рано утром, полиция приехала туда на заре и обнаружила мистера Уаттса в гостиной, убитого пулей, выпущенной в ухо из пистолета малого калибра, и миссис Уаттс в спальне со следами яростной борьбы, застреленную в сердце. Анонимный информатор сообщил номер и описание машины, которую он во время выстрела заметил припаркованной у дома, в боковом дворике. И она была опознана как принадлежащая Буну Уаксвеллу, рыболову-инструктору из Эверглейдза, в течение последних лет одиноко проживающему в коттедже в полутора километрах к западу от поселка Гудланд.