Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

Я затормозил у ее дома в последних лучах заката, не обращая внимания на множество глаз, провожавших меня вдоль всего квартала. Выйдя из машины, я остановился перед белой калиткой, понимая уже, что нет никакой необходимости открывать ее и идти к крыльцу. Грузная женщина с черной-черной кожей в платье из набивного ситца выплыла на крыльцо и спросила:

— Вы что, опять насчет телефона?

— Мне бы хотелось побеседовать с Корин.

— Да, она здесь живет. Моя средняя дочь. А по какому поводу?

— Хочу ей работу предложить, там, на побережье.

— Тогда конечно, — сказала толстушка. — Она только что вернулась. Переодевается.

Я вернулся к машине и сел за руль, потом протянул руку и открыл дверь со стороны пассажира. Вскоре я заметил женщину, спускающуюся с крыльца и недоуменно покачивающую головой.

Корин оказалась стройной молодой женщиной с очень длинными ногами и тонкой талией. Она была светлее, чем ее мать, цвет ее кожи напоминал старую монету. У нее было дерзкое негритянское лицо, широкие ноздри, большие губы. Красивые, широко посаженные миндалевидные глаза. Острая грудь выпирала под вязаной кофточкой.

— Спршвали об мне, мистер?

— Я звонил вам днем, но мне кто-то ответил, что вы будете дома около шести.

— Хтите нанять прслугу на побрежье? — Она наклонилась и смотрела на меня подозрительно.

— Может быть, вы сядете в машину и мы немного поговорим, миссис Волкер?

— Нет нужды, сэр. Я не иметь дней свободных совсем совершенно. Может, я смогу найти кого-то вам, скажите пзвонить вам куда.

Я вытащил ключи зажигания, бросил их на сиденье, поближе к ней, и сказал:

— Миссис Волкер, вы можете взять ключи от машины и оставить дверь открытой.

— Хотите нет работы никакой прислуги?

— Нет.

— А что хотеть вы тогда?

У меня в кармане рубашки лежала свернутая пятидесятидолларовая купюра, я ее вытащил, распрямил и засунул одним уголком под ключи. Она отскочила в сторону, и вдруг я понял, что она обходит машину сзади, чтобы взглянуть на номер.

Потом вернулась и посмотрела на меня:

— А че вы кпить хотите?

— Один разговор.

— Вы птаетесь подставить меня как-нибудь, вам кто-то неправильно сказать. Перепутать с кем-то меня. С белыми людьми никогда замешана не бла, с законом непрятностей не быть. Я тяжело работающая женщина — вдова, два мальчика в доме там, лучше вам своей дорогой отсюда ходить.

Я вытащил фотографию Ванжи и поднес поближе, чтобы она могла ее разглядеть.

— Так это мисс Вестерн. Я работаю у она долгая время, на Кав-Лейн.

— Вы работали у нее. Она мертва.

Впервые она взглянула мне прямо в лицо, поджала губы, и я заметил, что в ее глазах блеснул острый ум.

— Просто так на негритянских женщин больших денег не выбрасывать, можт, помеченные они, а вы приехать обратно найти, в город меня отвезти, гврите, украдены они, за решетку, кто вы думать сделать это.

— Нет, я не законник. Я просто хотел узнать, что тебе известно про Тами Вестерн. Это может мне помочь поймать на крючок тех, кто ее убил. Я хочу узнать побольше о ее привычках. И чем дольше мы будем говорить, тем больше ваши соседи заинтересуются тем, что здесь происходит.

— Друг большой мисс Вестерн, можт быть? — На лице была написана вежливость, взгляд ничего не выражал.

— Она была дешевой, неряшливой и жадной сучкой. Где мы можем побеседовать?

— А вы откуда, мистер?

— Из Лодердейла.

— Там, может быть, вдруг вы знать такой Сэм Дикки.

— Я работал с ним как-то раз. Один общий друг в беду попал.

— Случись, может, знать он ваше имя?

— Трэвис Макги.

— Пожалуйста, подождите время, мистер.

Я ждал минут десять. Несколько ребятишек выбежали посмотреть и пристроились наблюдать с безопасного расстояния.

Она вернулась и, как и раньше, наклонилась к двери. Улыбка ее показалась мне усталой и вымученной.

— Просто чтобы убедиться, мистер Макги, я попросила мистера Сэма вас описать. Он это сделал весьма подробно. Все сходится. И он сказал, что я могу вам доверять на все сто, а Сэм не так уж и часто говорит это про ваших. То, что вы с ним знакомы, сберегло вам немало времени. Я надеюсь, вы понимаете, что обычная маскировка… просто необходима. Если можете, возвращайтесь сюда в девять вечера. Я думаю, так будет лучше всего. Через четыре квартала отсюда увидите светофор. Там на углу аптека. Остановитесь у аптеки и помигайте фарами.

В пять минут десятого я туда приехал. Она быстро открыла дверцу машины и села.

— Просто вокруг поездим?

— Нет. Поезжайте прямо, а потом я скажу, где свернуть. Это место, где мы сможем поговорить.

Узкий проезд вел на задний двор, окруженный высокой изгородью гниющих стволов. Небольшое застекленное крылечко, удобно обставленное, свет включен. Я прошел туда следом за ней. Она успела переодеться в темно-зеленый сарафан и белую блузку с длинными рукавами и бантом.

Когда я прошел за ней на веранду и мы сели в удобные кресла по обе стороны от журнального столика, она сказала:

— Здесь живут мои друзья. — Вытащила из сумочки сигарету и закурила. — Я понимаю, высокая степень конспирации. Но мы тут привыкли к этому, мистер Макги. Мистер Сэм сказал, что я могу вам доверять. Дело в том, что я один из региональных директоров КОРРа [10] КОРР — CORE, Конгресс за расовое равноправие. . Окончила Мичиганский университет. До замужества работала учительницей в школе. Муж умер от рака два года назад, и я вернулась сюда. Работа горничной предоставляет большую свободу действий, и вероятность оказаться под постоянным наблюдением меньше. В отношении расового вопроса я воинствующий оптимист. Я верю, что люди доброй воли, принадлежащие к обеим расам, добьются своего. Так что теперь вы можете перестать волноваться насчет меня и того небольшого спектакля. Спрашивайте, что вас интересует. Вы мне показали… очень аккуратно сделанную фотографию Тами Вестерн. Не уезжай она так часто, я бы ее давно из своего списка вычеркнула. Эта женщина могла за двадцать минут всю квартиру превратить в бедлам. Все, что я могу о ней сказать, — это то, что у нее всего было слишком много. Лишние деньги, одежда, которая ей надоела, подарки от мужчин, которые она не знала, куда девать. Но почему-то временами у меня от нее… мурашки по телу шли. Всякий раз, когда мы оставались наедине и я занималась работой по дому, а она не спала, не красилась и не принимала очередной получасовой душ, она вечно пыталась убедить меня, насколько бы мне лучше жилось, согласись я продаваться белым мужчинам. Говорила, что во всем мне поможет и с нужными людьми познакомит, и три-четыре сотни чистыми я безо всяких хлопот в неделю зашибать буду. Мне ничего не оставалось, как повторять ей, что никакая богобоязненная баптистка не может на такое пойти, не отправившись непременно в ад. Я действительно была потрясена, когда вы мне сказали, что она умерла.