Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

— Да. Конечно. «Добавка». Альберт, я сегодня вечером во многих местах побывал. Я говорил со столькими, столькими людьми. Меня мало кто понимает. Они не могут понять, в чем величайшая трагедия нашего времени. Кто-то мне предложил сюда вернуться. Уж не помню кто. Может, меня и накололи. Я помню такое грубое чувство. Вечер становится грустным. Вот что с вечерами происходит. Они все грустные, сливаются в один и теряют какое-либо значение. Завтра, и завтра, и завтра. Альберт, я знаю, ты меня понимаешь. Ты мне это доказал. Но терпим ли ты к чужим ошибкам?

— Я так понимаю, что всякий может ошибаться, сэр. Верно ведь?

— А ты еще и философ. Моя ошибка — тактическая, Альберт. Большой такой парень, не помню, в каком месте, предположил… сейчас слово подберу, Альберт, — предположил, что здесь я найду ушко, маленькое кошачье ушко, которому смогу поведать свой сказ о печали и жажде радости. Мужчина — одинокий зверь, Альберт. И любое место — место одиночества. Если я попросил об услуге, которую в вашем заведении не хотят, не могут, не должны оказывать, я прошу извинить за то, что тебя побеспокоил. Я прошу прощения, прошу покорно, мой милый друг.

Он принялся натирать до блеска и без того блестящий бокал.

— Ну, сэр, я вам так скажу. Лучшего заведения вы на всем побережье не сыщете. Теперь предположим, что сюда придет какая-нибудь девушка. Только поймите, не авантюристка какая. Я хочу сказать, первоклассная девушка, и она места себе не находит. Что-то произошло у нее, с парнем поссорилась, и ей больно немного. Вы меня понимаете? Значит, она у меня в баре, и перебрала немного, и, может, рассуждает не очень хорошо, и какой-нибудь подонок начинает к ней приставать. Что я делаю? Когда я говорю «подонок», я имею в виду, что, может, у него и костюм за двести долларов, и бумажник трещит, но для меня он все равно подонок. Так что я делаю? Я помогу ей отцепиться от этого подонка и, если удастся, прослежу, чтобы она познакомилась с кем-нибудь из тех, по ком сразу видно, что он настоящий джентльмен, вроде вас, сэр. И так все довольны. Никто ни о чем не жалеет. Всякий раз, когда помогаешь двум милым людям найти друг друга, чувствуешь себя прекрасно.

— Альберт, ты продолжаешь меня удивлять.

— Еще подлить, сэр?

— Отличная мысль. Но давай снова вернемся к теме, ведь это значит, что в нужный момент я должен быть под рукой. То есть наша беседа носит сугубо теоретический характер.

— С одной стороны — да, сэр, но с другой стороны — нет. Это просто великолепное совпадение, что вы снова пришли сюда сегодня вечером, и мы завели эту беседу. Сама судьба, или что-то в этом роде. Здесь есть одна девушка, она официанткой работает. Она действительно чудесная девочка. Просто чудесная. И ее беда в том, что…

Я поднял ладонь, сделав ему знак остановиться. Закрыл глаза, слегка нагнулся, схватился за перила стойки.

— Все в порядке, сэр?

— Я бы не хотел отвергать твое предложение, дорогой друг. Мне только нужно было вспомнить имена, которые этот верзила упомянул. Они, несомненно, большие его друзья и, если я верно понял, хорошо здесь известны. Какая-то мисс Тами Вестерн, какая-то мисс Бантри или какая-то мисс… э, имя выпало. Дел какая-то там. Стройная.

Альберт нырнул обратно в свою хорьковую норку и плотно закрыл дверки. Ему требовалось время, чтобы проанализировать ситуацию, поэтому он извинился, спустился вниз и обслужил нескольких посетителей, сидевших за его столиками.

Вернувшись, он сказал:

— Ни одна из этих дам сегодня не приходила. — В его голосе зазвучало окончательное решение.

— Альберт, мы, похоже, утратили связь. Я что-то сделал не так?

— Не так? Не так? Один посетитель спрашивает про другого, здесь ли он, а я отвечаю, здесь или нет. Хорошо?

Моя рука легла на стойку ладонью вниз. Я отодвинул слегка большой палец со сложенной двадцатки, чтобы он разглядел достоинство купюры.

— Такой добрый, ловкий и понимающий толк малый, как ты, Альберт, должен знать, как с ними связаться.

Он странно замешкался, а потом двадцатка мгновенно исчезла, только что дымок не пошел. Он бросил осторожный взгляд на бар, потом наклонился ко мне. Внезапно он заговорил совершенно по-другому:

— Дружище, может, вам и не понравится то, что вы сейчас купили за двадцать долларов. Но это стоит тех денег, что вы заплатили. Вы купили совет. Я не знаю, пришли ли вы сюда разнюхивать или кто-то вас наколол смеха ради. Но это дела не меняет. Ни этот кабачок не хочет, чтобы в игру лезли, ни эти женщины, Вестерн, Бантри и Битни. Все, что я об этом деле знаю, — это то, что вам там места нет. Я оказываю вам большую услугу. Забудьте об этом. Я за полсуммы обеспечу вам хорошую, чистенькую и трудолюбивую девочку. Если вы хотите получить что-то такое, что долго не сотрется в памяти, то за две такие бумажки получите пианистку, если, взглянув на вас, она согласится, а скорее всего, именно это она и сделает, потому что еще не занята. Она просто не берет старых и толстых, что-то у нее есть насчет этого. Или за ту же сумму девочку на всю ночь. Но вы сюда приходите, называете мне эти имена. У меня прямо все внутри опустилось. Вы следите за тем, что я говорю?

— Завтра, и завтра, и завтра.

— О, Боже ты мой!

— Говоря по-вашему, милый мальчик, тот мой знакомый меня просто поимел?

— Он вас под колеса послал.

— А этот качок, которого вы упомянули, он что, так опасен?

— Лучше поверьте мне на слово. Эти женщины могут сыграть очень даже неплохо, но если кто-то их намеков не понимает, то получает гораздо более доходчивый намек, такой ощутимый, как, например, бампером по коленной чашечке.

— Но вот стиля нет, милый мальчик. Вонючки, одно слово.

Он печально покачал головой:

— Вы не хотите мне верить, сэр. Это не игрушки. Помяните мое слово. Я никому не рассказываю того, о чем вы попросили. Я вам оказываю большую услугу.

Я изобразил дрожь и внезапно возникшие трудности в том, чтобы сфокусировать свой взгляд на Альберте. Потом положил на стойку пять долларов.

— Знаешь, дружок, я понял, что мне просто необходима пустая постель, безо всяких в нее вторжений. Я это увидел в джине. Джин со льдом. Я думаю, мы сможем продолжить наше обсуждение этих вопросов, когда у меня будет чуть меньше рябить в глазах.

Альберт усмехнулся, втягивая слюни, и сказал:

— Завтра, и завтра, и завтра, сэр?

— Точно. Мы оба обрели верного друга, а значит, этот вечер не пропал впустую. — И я пошел по своей тридцатисантиметровой дощечке к выходу.

Меня удивило, что явно набравшийся до чертиков и размякший человек не стал для них лакомым кусочком. Возможно, они просто не могли откусить так много за один присест. Если они еще не заменили Ванжи — Тами, две остальные в данный момент могли быть попросту заняты. Могли обе уехать в круиз. Могли залечь поглубже на дно, чтобы предыдущие неприятности не накалили обстановку и не привлекли к ним нежелательного внимания. Или они могли прикармливать новых голубков, и это означает, что казнь Тами не заставила их группу принять решение о сворачивании операции. По крайней мере до тех пор, пока они не убедятся, что она не оставила им никаких неприятностей в качестве посмертных подарочков.