Татьяна Устинова - Девчонки, я приехал!

После купания обед на террасе, и никуда не нужно спешить, и ненавистный телефон в кабинете пока не звонит, и никто не отвлекает отца от неё, дочери, и от важных и нужных с ней разговоров!..

Разговаривали они до самого самовара, то есть часов до восьми!

До сих пор каждую ночь Надинька разговаривает с ним, рассказывает о своих делах, старается не жаловаться и не хныкать. Отец слушает, почти ничего не говорит, только изредка шутит – вот, мол, какая у меня стала большая и разумная дочь!..

Надинька страшно соскучилась по нему. И по дому соскучилась!..

Вот под Новый год ей вдруг показалось, что дома вовсе нет на свете – ведь не может так быть, чтоб он остался один, без них! Надинька принялась вспоминать: всякий уголок сада, каждую яблоню, трещины на полу террасы, паркет в столовой, резьбу на дверях буфета! И как дворник чистил после снегопада дорожки, ровно-ровно, по ниточке, и как сверкал снег, когда из окон террасы падал на сугробы разноцветный свет, синий, зелёный, красный! В окнах были затейливые витражи. И как на санях привозили из леса ёлку, правил всегда один и тот же бородатый дядька в тулупе. Агаша поила его на кухне чаем, делала бутерброды, а Надиньке выдавалась горбушка чёрного хлеба с солью – угостить большую смирную лошадь. Лошадь переступала ногами, гремела сбруей, косилась на Надиньку и брала с ладони хлеб тёплыми шершавыми губами, от которых на морозе шёл пар. Большие деревенские сани были устланы сеном, от которого пахло травой и конюшней, ёлка лежала на мешковине, и каждый год Надиньке казалось, что лучше этой ёлки у них никогда не было!..

Она должна поехать, проведать дом. Просто посмотреть из-за калитки, может быть, обойти вокруг, если дорожки расчищены.

Надинька специально заранее съездила на станцию, изучила зимнее расписание поездов, и получилось, что, если она вызовется отвечать первой, успеет и туда, и обратно.

Экзамен она сдала легко и красиво.

– Отлично, товарищ Кольцова, – со сдержанным удовольствием сказал ей профессор, возвращая зачётку. – Так держать. Из вас выйдет крепкий инженер.

Надинька старалась не слишком собой гордиться – это как-то не по-комсомольски! – и всё же страшно гордилась. Конспекты она отдала Мирке, которая, как обычно, не знала ни одной формулы, но умела вывести любую – Мирра была самой умной студенткой на курсе.

Из аптеки Надинька даже ухитрилась позвонить Агаше.

Подошла, конечно, бабуся Колпакова.

– Позовите Агашу, – попросила Надинька весело.

– Нету её, – мстительно отозвалась бабуся. – Как с утра ушла, так и не возверталась!

– Передайте ей, пожалуйста, что у меня «отлично»! И сессия сдана!

– Я передатчиком служить не нанималась, – ответила бабуся и положила трубку.

Надинька засмеялась и скорчила телефону рожу.

Как только она выскочила из тёплой аптеки на морозную улицу, её окликнули:

– Надежда!

Надинька проехалась по утоптанному снегу, чуть не упала, замахала руками и схватилась за ствол липы.

– Коля?

Он подошёл и крепко пожал ей руку.

– Сдала?

Надинька кивнула, поправляя беличью мамину шапочку.

– А ты?

– Я сразу за тобой пошёл отвечать.

– Ну? «Пять»?

– «Четыре».

– «Четыре», – сказала Надинька, – это хорошо!.. Правда?

Однокурсник Коля вздохнул. Надинька очень нравилась ему, но казалось немного странным, что рыжая девчонка учится, словно не прикладывая никаких усилий, и всё время на «отлично», а он сидит и зубрит, а больше «четырёх» всё равно не выходит!

– Ты домой? Можно я тебя провожу?

Надинька удивилась.

– Вообще-то я на поезд, – призналась она. – Мне нужно за город.

– Так я тебя за город провожу, – обрадовался Коля.

Надиньке совсем не нужна была компания, ей хотелось повидаться с домом – они слишком давно не виделись, – но как отказать, чтоб не показаться невежливой и заносчивой, она не знала.

– Ну, пожалуйста, – согласилась она. – Но это неблизко.

– Ты на лыжах, что ли, собралась?

– Почему ты решил? Нет, просто мне нужно съездить.

– Двадцать пятого января назначен лыжный поход, – сказал Коля. Они шли в толпе, всё густевшей по мере приближения к метро. – Ты пойдёшь? Говорят, под Дмитровом хорошее катание.

– Ещё не знаю, буду ли свободна, – отвечала Надинька. – Я в каникулы на кафедре работаю.

– Тоже дело, – похвалил Коля. – Я вообще думаю на вечерний переходить, чтоб работать и учиться! Так толку больше, и матери стану помогать. Она у меня одна колотится.

Разговаривать им было не о чем.

Странное дело! Вот с Серёжей они никак не могли наговориться. Когда в первый день расстались, Надинька недоумевала – они так ни о чём и не успели поговорить!

В поезде Коля рассказывал о жизни где-то под Челябой, там «колотилась» его мать. Надинька вежливо слушала.

Вагон был холодный, летний, от заросших льдом окон так сквозило, что приходилось то и дело поворачиваться спиной и прикрывать варежкой зябнущее ухо.

На станции из поезда вышли трое – Надинька с Колей и какой-то мрачный тип с солдатским вещмешком за плечами. Когда поезд прогремел, удаляясь, сделалось тихо-тихо, только слышно, как кричат галки и скрипит под ногами снег.

– А тебе зачем сюда? К бабке, что ли?

Надинька не поняла.

– Ну, у тебя бабушка тут в деревне?

– Мы здесь раньше жили, – объяснила Надинька. – На даче. Мне хочется дом проведать.

– На да-аче, – удивился Коля. – А вот я не пойму, для чего трудящемуся человеку дача!..

– Чтоб отдыхать, – туманно объяснила Надинька. – После работы.

– Отдыхать культурно надо. На стадионе или в библиотеке. В концерт сходить или в музей. А в деревне разве отдых? В деревне своей работы полно.

В поле на них налетел морозный ветер, исхлестал по щекам, забрался под шапки и пальто. Надинька ёжилась и время от времени шла спиной вперёд. Зато в рощице сразу стало тихо.

Странным и, кажется, опасным был тот человек со станции. Он почему-то шёл следом за ними, не отставал. Надинька поначалу не обращала внимания, а потом стала посматривать. По Москве ходили жуткие слухи об убийствах – как раз в пригородных поездах. Хорошо, что Коля увязался за ней, одной слишком страшно, и вокруг никого.

– Вот там, – говорила Надинька, чтоб не оглядываться поминутно, – дача знаменитого писателя Фадеина, знаешь такого? Который «Штурм» написал и «Долгое лето»?

– Не может быть!

– Так и есть!

– И ты его видала?! Своими глазами?!

– Папа был знаком, – сказала Надинька. – Мы иногда у них обедали. Впрочем, я совсем маленькая была, – добавила она, чтобы не выглядело так, что она хвастается.

На самом деле, у Фадеиных обедали ещё прошлым летом. Было весело и шумно, много молодёжи, а один, самый смешной, по фамилии Евтушенко, назвался поэтом и читал свои стихи, а потом понарошку ухаживал за Надинькой. И хозяева, и отец унимали его и хохотали.