Татьяна Устинова - Девчонки, я приехал!

…Самое лёгкое – выговор с занесением.

Самое страшное – исключение из партии, крест на всей жизни, несмываемое пятно.

Хорошо, что уже лет десять, как не сажают, а то подумал бы – арест.

Только вот – за что?

– Так вот, – начал директор с тоской. – У нас тут такое дело. Да вы курите, товарищи, курите!.. Значит, дело у нас. Товарищ Гицко доложит, а мы, товарищи, так сказать, должны решить, что дальше ждать, выносить вопрос на партбюро или погодить.

– Как же не выносить? – удивился Гицко. – Я настаиваю на вынесении! Мне вообще до конца непонятна суть нашего здесь… собрания. Вина товарища начальника конструкторского бюро совершенно очевидна и, я бы сказал, доказана.

– Моя вина? – спросил Сергей Ильич.

– Ваша, ваша, гражданин. Товарищем вас называть не хочется.

– Да что уж вы так-то! – вступил парторг. – Сразу в дамки! Послушаем, обсудим.

– Да ты присядь, присядь, Сергей Ильич! И кури! Вот папиросы! Товарищ Гицко, пожалуйста!

Товарищ Гицко придвинул к себе сразу несколько папок, и Сергей Ильич мимолётно удивился, что его жизнь, такая простая и понятная, требует сразу нескольких папок, в одну не помещается.

– Значит, такое дело, товарищи, – Гицко прочистил горло. – Начальник нашего конструкторского бюро допускает такие ошибки и промахи, о которых даже странно думать, что они делаются случайно. Я глубоко убеждён, что мы должны в партийном порядке поставить вопрос о его, скажем прямо, некомпетентности или же о намеренном желании задержать строительство ледокола.

– Вот те на! – выговорил председатель профкома с изумлением.

…Всё же с тридцать седьмого года прошло двадцать лет, немного подзабылись «процессы о вредителях», отступил страх, легче стало дышать.

И вдруг так душно стало в просторном директорском кабинете от слов начальника первого отдела! Душно и тесно, как в тюремной камере.

– Я вот тут собрал некоторые данные, товарищи, – продолжал тот. – Да вы всё и без меня это знаете!.. Именно вот этот самый гражданин, коммунист, прошу об этом помнить, предложил минувшей зимой сборку и сварку стыков фор- и ахтерштевней непосредственно на нашем заводе. Хотя техническим заданием это было не предусмотрено! – Гицко обвёл присутствующих глазами. – Именно он настоял на том, чтоб конструкции собирались здесь! Именно он выгораживал железнодорожных товарищей, которые не смогли обеспечить доставку уже собранных конструкций!..

– Так ведь за милую душу собрали, – опять встрял председатель профкома.

– И государственных денег сэкономили аж под двести тысяч, – поддержал директор завода. – Две недели в три смены работали!

Сергей Ильич посмотрел на обоих с благодарностью. Он как-то не ожидал, что его будут защищать. Почему-то он был уверен, что его «сдадут без боя».

– Экономия – это хорошо, – бодро согласился начальник первого отдела. – Но наше государство не так уж бедно, как, возможно, это видится Сергею Ильичу, или, может быть, как ему мечтается, и вполне может позволить себе расходы на такой гигант, который сейчас возводится здесь, на Адмиралтейском заводе.

Сергей Ильич очень старался не слушать и не возражать, просто изо всех сил старался. Он знал, что от возражений будет только хуже. Самое главное – молчать! Начни он защищаться, и дело кончится… рукоприкладством, безобразием и нарядом милиции.

– Тем не менее в процессе сборки в металле была обнаружена трещина! Что это, если не вопиющее нарушение технологий?! Порча такого дорогого металла?!

– Позвольте, так ведь металл с трещиной с производства пришёл, – прогудел профорг. – Это не наш брак, это литейного производства брак! Мы же тогда целое расследование проделали!

– А если мы ошиблись? – Гицко поднялся, опёрся кулаками о стол и перегнулся к директору. – Что, если брака удалось бы избежать, если б детали собирались как должно, в положенном месте?

– Да не могли мы их собрать в положенном месте, они по железке не проходят, не габарит!..

– Это ещё большой вопрос! На который мы потребуем ответа, и тоже в партийном порядке!.. Будет созвана комиссия, которая проведёт соответствующую работу, действия Сергея Ильича будут со всех сторон рассмотрены и оценены!

Сергей Ильич облизал губы, почувствовал сладость сахарной пудры и вспомнил, как был счастлив пятнадцать минут назад, когда прибежал из механосборочного, где работы шли полным ходом, да ещё получил свежую пышку.

Как он был счастлив… тогда, давно.

Пятнадцать минут назад.

– Так ведь трещину-то заварили, – напомнил парторг. – Силаев сам варил, я помню! Потом лаборатория проверяла прочность – отменная, словно и не было трещины вовсе.

– Товарищи, я удивляюсь вашему легкомыслию, – горячо перебил Гицко. – Вы позабыли уроки, которые были нам преподаны в разгар борьбы с троцкистами и прочей нечистью! Стоит только дать слабину, и враг попользуется этим! Они полезут из всех щелей, те, кто желает, чтоб советская власть ослабела, выпустила из рук передовое знамя коммунизма!..

Сергей Ильич замычал беззвучно.

…Какое отношение этот человек, этот разговор имеют к огромным и важным задачам, которые решает сейчас он, начальник КБ, вместе со всем заводом, вместе со всем народом!

Вот кто на самом деле вредитель, вдруг пришла ему в голову ужасная мысль. Вот кого хорошо бы засадить под замок!..

– Итак, я предлагаю следующее, – продолжал Гицко. – Создать комиссию и ещё раз со всем вниманием, со всем тщанием проверить действия начальника конструкторского бюро. Имел ли он право игнорировать техническое задание и брать на себя функции, так сказать, руководителя производства?.. Были ли правы товарищи, поддержавшие его тогда? Был бы допущен брак, если бы штевни собирались по месту изготовления? Почему сразу после того, как было принято столь необдуманное, столь поспешное решение, начальник КБ сказался больным и провёл более недели в тёплой постельке вместо того, чтобы на месте руководить операцией, на которой он так настаивал?

Парторг ЦК кивал в такт каждому вопросу, и Гицко с каждым его кивком становился всё выше и внушительнее, а Сергей Ильич всё мельче и незаметнее.

Когда Гицко договорил, парторг кивнул опять, словно поставил точку.

Все какое-то время молчали.

– Ну, так, – выговорил наконец парторг ЦК. – Ты, Сергей Ильич, ступай пока на своё рабочее место, а мы тут с товарищами подумаем, как теперь быть.

Директор попытался возразить, но парторг махнул рукой:

– Ступай, ступай!..

Боря Смирнов, когда начальник изложил своим, зачем его вызывали в дирекцию, да ещё так срочно, сначала впал в онемение, а потом, наоборот, разорался – хорошо, в механосборочном было так шумно, что никто не слышал, что именно он орёт.

Дядя Коля Логунов махнул Сергею Ильичу рукой – двигай, мол, в конторку, там побалакаем.