Кэролайн Грэм - Пока смерть не разлучит нас

К этому времени мистер Марчбэнкс начал беспокойно теребить лимонные кудри. Триш Трэверс выразительно посматривала на свои часы. Неухоженные руки с кольцами на каждом усталом пальце незаметно подобрались к компьютерной клавиатуре. Кто-то постучал в стекло входной двери.

Сообразив, что вряд ли чего еще тут добьется, Барнаби поблагодарил управляющего, вручил ему свою карточку — на случай если кто-нибудь из коллег вспомнит что-то полезное — и поднялся.

«Бэмби» было велено проводить их к выходу. Открывая заднюю дверь — при усердном и абсолютно ненужном содействии Троя, — она изрекла:

— Бедняжка Бренда почему-то ужасно переживала из-за своей внешности. Я много раз пыталась ее ободрить. «Брен, — говорила я ей, — ну что такое красота? Просто яркий фантик». Но есть ведь люди, которым ничем не поможешь, правда?

Барнаби был почти готов ее оттолкнуть.

К тому времени, как старший инспектор окончил опрашивать сотрудников Бренды, в дневном выпуске «Ивнинг стэндард» уже появилась статья под заголовком «Соседку похищенной женщины настигает загадочная смерть».

На этот раз жители деревни, искренне потрясенные до глубины души, нашествие прессы встретили неприветливо. Репортеры, пытавшиеся выспросить у посетителей «Козы и свистка», где искать Брокли, ничего от них не добились. Пусть супруги и не пользовалось особой любовью соседей, значения это не имело.

Однако прессу не зря называют четвертой властью. Довольно быстро газетчикам удалось выяснить местоположение дома, и вскоре кнопка дверного звонка в «Лиственницах» подверглась серьезным испытаниям на прочность.

Шона с лаем кинулась к окну и тут же была сфотографирована. На следующий же день снимок напечатали с подписью: «Собака погибшей тоскует по хозяйке». Несколько человек позвонили в редакцию «Миррор» с предложением приютить пуделя.

Редкий человек способен выдержать такой натиск. А убитые горем родители Бренды оказались к нему абсолютно не готовы. Они ежились в страхе за своими крахмальными сборчатыми занавесками. Айрис рыдала, Редж ломал руки и молотил кулаками по стенам и мебели. Шона, которой требовалось погулять, полтора часа скреблась в дверь, подвывала и в конце концов напустила лужу в холле. Когда же чье-то бородатое лицо прижалось к кухонному окну, Айрис зашлась в крике.

В это время к дому как раз подходили констебль Перро и викарий. Частично путем убеждений, частично угрозами наказать за вторжение на частную территорию Перро удалось вытеснить толпу журналистов за калитку в переулок. Затем, справедливо полагая, что звонки в дверь напрочь истощили и без того скудные запасы гостеприимства, он исполнил на бис «звездный номер», который принес ему успех в «Соловушках». Наклонившись к щели для почты, полисмен медленно и раздельно произнес:

— Мистер Брокли, вы меня слышите? Я констебль Перро, местный полицейский. — Он счел необходимым представиться, поскольку никогда еще не беседовал с родителями Бренды. — Со мной викарий. Мы беспокоимся о вас и хотим помочь. Всем, чем сможем. Откройте нам, будьте добры!

Айрис и ее супруг испуганно переглянулись. Когда Редж услышал, что шум, поднятый репортерской братией, стал ослабевать, он сквозь просвет между занавесками видел, как Перро выпроваживает журналистов из сада. Хотя бы из благодарности констебля следовало впустить.

То же самое подсказывал здравый смысл. В конце концов, им с Айрис придется рано или поздно отворить перед кем-то дверь. Или, сколь ни жутко, выйти самим. К тому же можно надеяться, что интерес этих двоих, как лиц официальных, не будет слишком уж мучителен.

Для викария посещение дома, где поселилась скорбь, было делом привычным. Многолетний опыт научил его отыскивать нужные слова. Надо отдать ему должное: в каждом отдельном случае он искренне старался сочувствовать и обходиться без пошлых, затертых штампов.

Однако, переступив порог этого дома страданий, викарий понял, что абсолютно бессилен. Сам бездетный, он знал тем не менее, что все им сказанное будет звучать чудовищно перед лицом такого горя. Поэтому он топтался посреди холла, одной ногой в луже, оставленной пуделем. Сама Шона, всеми забытая, свернулась на ступеньках лестницы, уткнув между лапками нос.

Обстоятельно и спокойно за дело взялся Перро. Айрис, распрямив толстые ноги и вытянув руки вдоль тела, неподвижно лежала на диване, словно на катафалке. Редж застыл посреди комнаты, совершенно потерянный, как будто ожидал чьих-то указаний.

Перро поставил чай и, пока готовил бутерброды, как бы между делом, тихим, ровным голосом ненавязчиво расспрашивал Реджа о самых будничных вещах: заходил ли доктор, выписал ли какие-нибудь лекарства, которые следует купить? Может, Перро стоит по поручению Реджа позвонить кому-либо?

— Мы не подходим к телефону, — сказал Редж.

Наблюдая за грамотными действиями констебля, викарий почувствовал себя не просто бесполезным, а еще и лишним. Он неловко опустился на пуфик возле дивана и взял Айрис за руку. Несмотря на духоту в комнате, рука ее была холодна как лед. Она не открыла глаз и никак не отреагировала на его присутствие.

Он вспомнил, как схожие обстоятельства привели его десять дней назад в соседний дом. Тогда от него тоже не было толку. И результатом его ежедневных молитв о восстановлении мира и благоденствия для всех и каждого в Фосетт-Грине явились две насильственные смерти, одна за другой. Если преподобный Брим и сомневался, что пути Господни неисповедимы, то теперь последние сомнения рассеялись.

— Моя супруга… — начал он, нервно кашлянув. — Еда… Если что-нибудь надо, я принесу. С радостью. Хотите — побудьте у нас пару дней… То есть вообще сколько захотите…

Ему никто не ответил.

Перро, вложив чашку с чаем в руки Реджа и убедившись, что тот ее не выпустит, присел, не переставая говорить. Время от времени он замолкал, ожидая отклика, и Редж иногда отзывался. Перро объяснил, что полиция, очень возможно, захочет еще раз побеседовать с ним и Айрис, но давить и приставать к ним никто не будет. Он лично готов присутствовать при этих беседах, если им так спокойнее. И наконец, попросил известить его, если они предпочтут какое-то время пожить у друзей или родственников.

Викарий, зачарованно следивший за бабочкой на стрелке часов, оживился, когда собачонка снова заскулила и стала скрестись в дверь. Он понял, что для него нашлось-таки конкретное дело.

По совету Перро преподобный Брим вывел Шону на участок позади дома. Уже чувствуя себя виноватой за лужу в доме и опасаясь опозориться серьезнее, Шона с радостным лаем кинулась вперед и облегчилась посреди безупречной лужайки Реджа, поерзала задом по траве и выжидающе воззрилась на викария, который в свою очередь нерешительно посмотрел на нее. Ни он, ни миссис Брим не были особыми любителями живности, хотя в случае необходимости брали на себя заботу о хомячке, квартирующем в воскресной школе.