Кэролайн Грэм - Пока смерть не разлучит нас

— Наверняка не потому, что хотела сэкономить, — отозвалась Бекки, бросив взгляд на часы. — Извините, нужно бежать. Я уже немножко опаздываю.

— Конечно. Бегите, деточка. Отчего раньше не сказали, что торопитесь?

Следующие пару дней обитатели Фосетт-Грина пытались присматривать за владельцем «Соловушек». Тактично, сообразуясь с правилами приличия. Правила эти дозволяли, например, проходя мимо, замедлить шаг, а иной раз даже остановиться и заглянуть в окна. Прислушаться, не сработает ли датчик сигнализации и не раздастся ли металлический щелчок, с которым открываются и закрываются двери гаража. Иной раз, огибая владения миссис Молфри, они подбирались к задней калитке и как бы невзначай заглядывали за ограду.

Однако обитателям Фосетт-Грина не повезло. Объект любопытства так ни разу и не попался им на глаза.

Одно не подлежало ни малейшему сомнению: Симона не вернулась. Это значило, что мужчина в доме предоставлен сам себе. И поскольку на свете нет сообщества более консервативного, чем жители английской деревни, все тут же пришли к единодушному выводу, что такой мужчина нуждается в помощи, а раз так, следует создать группу поддержки, что и было немедленно предпринято.

Группа не оплошала: на ступени «Соловушек» были срочно доставлены яблочный пирог, свежие яйца и баночка с чатни из зеленых томатов. Весь провиант пролежал там довольно долго и в конце концов был не без досады взят доброхотами обратно. Кинутую в щель для почты записку с предложением отдать в стирку грязное белье Алан тоже проигнорировал, так же, впрочем, как и предложение делать необходимые покупки или подстричь живую изгородь. Когда же выяснилось, что в дом доставлена куча продуктов быстрого приготовления, заказанных по телефону в местной лавочке, досада переросла в обиду.

После этого эпизода разочарованные самаритяне вынуждены были принять как факт, что некоторым людям помочь невозможно, и свернули свою активность. Однако наблюдение за «Соловушками» не было снято, и местные с долей злорадства отметили, что вскоре после исчезновения миссис Холлингсворт дела явно приобрели дурной оборот. В пятницу занавеси на окнах были раздвинуты лишь после полудня; в субботу и воскресенье их не раздвигали вовсе. Глубоко убежденная, что на самом деле это крик о помощи, команда возобновила свои усилия. Снова стали стучать в парадную дверь, затем и в ту, что выходила на задний двор, но обе инициативы результатов не имели.

Молочник, явившись за деньгами, обнаружил три пинты на ступеньках нетронутыми и взялся за дверной молоток. После нескольких увесистых ударов и зычного выкрика в щель для почты: «Эй, молоко-о-о!» — дверь чуть-чуть приоткрыли и сунули ему в руку десятифунтовую купюру. Вместе с кислым запахом перегара до него донесся хриплый шепот: «Больше не приносите».

Естественно, об этом тут же узнала вся округа. Дальнейшее плачевное состояние хозяина «Соловушек» получило подтверждение в виде гремящего потока стеклотары, извергнутого из его мусорного ящика на колесиках во всепоглощающую утробу мусоровоза. Эвис Дженнингс сказала, что звук был такой, будто кто-то крушил застекленную оранжерею. Услышав об этом от миссис Брим, викарий вспомнил бутылку дорогого виски, поглощенную беднягой Аланом в безрадостном и тоскливом одиночестве, и подумал, не пора ли снова предложить ему христианскую поддержку и утешение.

Завсегдатаи «Козы и свистка» с азартом обсуждали исчезновение Симоны. В болезнь родственницы не верил никто. Особенно горячо принял случившееся хозяин заведения, сильно задетый тем, что ни один глоток из реки забвения, влитой в себя Холлингсвортом, не приобретен в его пабе.

— История стара как мир, — выдохнул он, нацеживая кружку ирландского темного пива «бимиш» одетому в клетчатый жилет мужчине с отечным лицом. — Она укатила, чтобы хоть немножко развлечься на стороне. И я ее не виню.

Народ одобрительно зашумел. Многие считали, что если хорошенькую женушку надолго оставлять одну, то неприятностей не минуешь. Так думали многие, но не все. Любительница коктейля «сноуболл» (ликер «адвокат» пополам с лимонадом) высказалась в том духе, что дело обстоит ровно наоборот: молодую женщину держали на коротком поводке, и она от тоски и отчаяния решила его разорвать. Подобное мнение тоже не всех устроило.

— Ты ради нее в лепешку готов разбиться. Покупаешь ей все, что пожелает, — рассуждал любитель «бимиша». — И что получаешь за это? Ничего, ровным счетом ничего.

Женщина с ручищами мультяшного Моряка Попая и рябым, искаженным от натуги лицом со свирепой точностью метала дротики в мишень. На минуту она приостановилась, чтобы высказать свое недовольство мужчинами: они теряют всякое человеческое подобие, если рядом нет женщины, готовой утирать им сопли.

— Я знаю по крайней мере одного человека, чье сердце не будет разбито, — негромко произнесла любительница «сноуболла». Многозначительно подмигнув, она постучала себя пальчиком по носу, маленькому, мягкому и пористому, как подгнившая клубника. — После всего, что с ним сделал этот Холлингсворт. Уж он-то будет плясать и прыгать до потолка от радости.

— Да уж, крепко его приложили.

— Не удивлюсь, если окажется, что именно он и увел женушку.

— Ну, нет, у того-то другая на примете.

Все дружно повернулись и уставились на мужчину, сидевшего в одиночестве с большой кружкой горького пива. Он отнюдь не походил на человека, готового прыгать до потолка. Скорее казалось, что потолок готов вот-вот обрушиться ему на голову. Со времени своего прихода Грей Паттерсон едва ли сказал больше пары слов и теперь, молча опустошив свою кружку, вышел из паба.

Эту «другую» Грей впервые приметил не где-нибудь, а опять-таки в «Козе и свистке». Тогда он не оценил, насколько редкий шанс послала ему судьба. За все пять лет жизни в деревне это был всего лишь второй ее визит в паб. У Сары Лоусон кончились спички, а в деревенской лавке их не оказалось.

Паттерсон, разумеется, знал, кто она такая, — в маленьких сообществах все друг друга знают в лицо, — но слышал о ней совсем немного. Она прирабатывала ведением занятий в местном образовательном центре для взрослых, средств не имела и жила в полуразвалившемся коттедже. Занималась лепкой, работала с цветным стеклом. Редко случалось, чтобы проходившие мимо «Лавров», ее коттеджа, не слышали несущихся оттуда мощных аккордов оперной музыки. Население Фосетт-Грина принимало это со снисходительным терпением. Всем известно, что художественные натуры нуждаются в творческой атмосфере.

Грея заинтриговала ее наружность и манера одеваться, ее серьезность и полное, искреннее равнодушие к тому, что думают о ней и ее образе жизни другие. Тогда он вышел из «Козы и свистка», проследовал за ней до переулка Святого Чеда и там представился.