Шарлотта Брандиш - Драма в Гриффин-холле, или Отравленный уикенд [litres самиздат]

– Ну так что? Филипп? Грейс? Вы с нами?

Грейс подняла голову и посмотрела на кузину. Молчание было столь красноречиво, что Вивиан смешалась под её взглядом.

– Какая же ты эгоистичная гадина, – медленно произнесла Грейс Хоггарт. – Ты же всегда думаешь только о себе. Только о своих удовольствиях. Тебе же плевать на остальных людей, правда? Ты привыкла их использовать, прикрываясь своими лживыми, двуличными…

– Грейс, довольно! – голос Матиаса Крэббса прогремел на всю столовую, и Вивиан вспомнила свою детскую фантазию, что её дед – морской адмирал, повелевающий кораблями и отдающий приказы океанским течениям и ветрам. – Немедленно выйди из-за стола и прекрати себя позорить!

– Я?.. Что?! По-вашему, это я себя позорю?! – Грейс вскочила и осталась стоять, опираясь на стол сжатыми ладонями.

Ей не хватало дыхания, и она коротко и страшно втягивала воздух, напрягая при этом шею, на которой проступали жилы. Лицо её исказила злобная гримаса, и выглядела она так нестерпимо жутко, что даже Майкл отвёл глаза и не сумел отыскать в своей душе хоть толику сочувствия к жене.

Остальные сидели молча, делая вид, что находятся за много миль от столовой Гриффин-холла. В полной тишине Филипп Адамсон встал, аккуратно сложил салфетку и произнёс, повернувшись к Вивиан:

– Боюсь, я вынужден отклонить любезное приглашение мистера Эштона. Однако я так же, как и дедушка, уверен, что вы все превосходно проведёте время.

Филипп подошёл к Грейс, которая всё ещё стояла, опираясь на стол и тяжело дыша, и предложил ей руку. Вместе они вышли из столовой, и Энглби закрыл за ними дверь.

– Ну, знаете! – Вивиан тоже вскочила и в сердцах швырнула салфетку на стол. – Лично я никогда ещё…

– Ужасное недоразумение! Просто ужасное, совершенно с вами согласен! Грейс просто окончательно спятила, не иначе! – Майкл Хоггарт попытался её удержать, но девушка вырвала руку и, послав ему яростный взгляд, поспешно вышла.

– Вам следовало бы сейчас утешать свою жену, мистер Хоггарт, а не чернить её репутацию, – высказался Себастьян, глядя на Майкла с плохо скрываемым отвращением.

Молодой человек сжал зубы так сильно, что обозначились крупные желваки, но уже через секунду просиял фальшивой улыбкой:

– Как только мне понадобится ваш совет, Себастьян, я тотчас же обращусь за ним, будьте уверены. Убеждён, что именно одинокий ветеран Великой войны без одной ноги и всяческой надежды на счастливую семейную жизнь знает всё необходимое о супружестве.

Майкл допил кофе и, коротко всем кивнув, покинул столовую, по пути повесив салфетку на согнутую руку лакея. Вслед за ним вышел и Себастьян, стуча протезом громче обычного и не замечая, как морщится после каждого удара о паркет Матиас Крэббс. Из-за двери столовой донеслись невнятные реплики мужчин, но слов разобрать было невозможно. Потом стихли и их голоса.

Какое-то время все завтракали в молчании, но вскоре тётушка Розмари не выдержала.

– Не понимаю, какая муха их всех укусила, – она досадливо передёрнула плечами, отметив про себя, что брат так и не пригубил кофе, который она подала ему. – Испортить такое чудесное утро… Современные молодые люди не имеют никакого понятия о благопристойности.

Оливия быстро взглянула на тётушку, но опустила глаза и решила промолчать.

– Виной всему несдержанность Грейс, – согласно пророкотал Матиас, с подозрением разрезая ножом булочку и разглядывая ноздреватый мякиш через библиотечную лупу. – Ни самообладания, ни выдержки! Если так пойдёт и дальше, то мне придётся предложить Хоггартам покинуть Гриффин-холл.

Двери столовой приоткрылись, и послышалось жалобное младенческое хныканье. Энглби, обеспокоенно оглядываясь, начал с кем-то препираться, но Матиас Крэббс властно приказал ему:

– Что там ещё? Пропусти её.

Вошла старшая горничная Эмма. На руках у неё извивалась малышка Полли, покрасневшая от длительного плача.

– Прошу прощения, мистер Крэббс, сэр. Я искала миссис Хоггарт. Малышка Полли всё время плачет, и я не могу с ней справиться, а миссис Уоттс ушла в деревню разобраться со счетами от молочника, и я не знаю, что мне делать…

Матиас, хмурясь и не скрывая досады, вышел из-за стола, но ребёнка принял бережно и сразу сунул ей в ручонку карманные часы на золотой цепочке. Та крепко обхватила пухлой ладошкой гладкий корпус, и лицо её приняло заинтересованное выражение. Хныканье прекратилось, не успев перейти в оглушающий плач.

– Ничего, милая, ничего, – приговаривал он, шагая по столовой и поглаживая малышку Полли по спинке. – У тебя, слава богу, есть дедушка. Он не допустит, чтобы родители испортили тебе жизнь.

Оливия, не ожидавшая обнаружить такое чадолюбие, во все глаза уставилась на то, как старый Крэббс носит младенца и любовно качает на руках.

Когда растерянная Эмма вышла из столовой, Матиас повернулся к женщинам и с чувством провозгласил:

– Вот, извольте полюбоваться! Ребёнок всеми заброшен и задыхается от плача. Я же говорил, что Грейс не способна выполнять свои материнские обязанности, – он заботливо поправил чепчик на голове девочки и с осторожностью слегка подбросил Полли вверх. Малышка залилась восторженным смехом и довольно загулила. – Пойдёшь с дедушкой смотреть на птичек? Да? Что я тебе сейчас покажу…

Матиас покинул столовую с Полли на руках, и Розмари Сатклифф резким тоном спросила, повернувшись к Оливии в поиске поддержки:

– Зачем он вмешивается? Он что, собирается её удочерить? Мне кажется, Матиас окончательно впал в маразм!

Оливия задумчиво пожала плечами, так не найдя, что ответить на смелое предположение тётушки Розмари.

Сад в Гриффин-холле, при всех стараниях Чепмена, знавал и лучшие времена. Сил одряхлевшего садовника хватало лишь на то, чтобы заниматься огородом и содержать в порядке основную часть цветочных клумб и живой изгороди. Там, где сад загораживали разросшиеся кроны тисов, придирчивый наблюдатель мог бы с лёгкостью заметить следы запустения, однако участок этот был не виден со стороны главной аллеи и представлял собой самое уединённое и тихое место в усадьбе.

Именно сюда, повинуясь подсказке памяти, Филипп и привёл обессилевшую после утреннего скандала Грейс. Небольшой ручей, пересекающий восточную часть поместья и несущий свои воды дальше, через земли Джереми Эштона, к внутреннему морю, казался кристально прозрачным. В его глубине по-прежнему виднелись гладкие камешки с поблескивающими на солнце слюдяными нитями, которые близнецы с кузиной в детстве всерьёз считали окаменевшими волосами потерянной принцессы из подземного королевства.

Здесь всё ещё стояла опрокинутая навзничь каменная скамья, которую невесть кто и зачем перевернул много лет назад. За прошедшие годы она вросла в землю, покрывшись бархатистым мхом, и на поверхности остались только гранитные львиные лапы, чуть потрескавшиеся по краям.