Оксана Одрина - Лишний

– Нет! – закричала Аня. – Лёша…

Над собой он видел тяжёлые деревянные конструкции и мелкий сор, что рвался в глаза. Он угловато скорчился, закрыл голову руками и зажмурился. Сердце рвалось наружу, хрипя в горле: «Беги же, беги, глупец!» Но глупцу не ускользнуть из собственного тела. Наверное, нужно было закричать или выругаться, как делают другие, когда попадают в… Смешно, ведь он по-прежнему не знал, куда попал. Но он не выдавил из себя ни слова: ни плохого, ни хорошего. Только знак вспомнился, что видел на раме – разорванный чёрный круг.

Ну вот и всё на том, сгорела его последняя секунда, развеялась пеплом в холодном недружелюбном пространстве, смешалась с крошевом бетона. Не найдут его вовек, как всегда, и думал. Давно он шёл сюда. Тлел в полумраке самого себя, медленно и болезненно прогорая. А сегодня ярко вспыхнул на ту самую последнюю секунду, зацепился за чужих людей и другую жизнь, но опоздал. Не умел он держаться за возможности. Раздавили его тяжёлыми досками. И навсегда погас одержимый мальчик Алёшенька, задохнувшись тошной пылью на исходе себя самого.

Но тут короткая слепота и тошное беззвучье на мгновение поглотившие его, сменились острыми камнями, что вонзились в ладони.

В ту же секунду Лёшка поперхнулся сырой прелостью. Он закашлялся и сдавил шею, чтобы остановить собственное удушение. Захрипел, задёргался, разрывая пальцами горло, но уже минуту спустя, совладал с собой. Он сидел на трухлявом подоконнике старого деревянного окна в ярко освещённом узком коридоре. Его знобило, как в лихорадке. Он медленно сползал и пытался нащупать пол ватными ногами. Трещин ни на облупившихся стенах, ни на плешивом потолке здесь не было. Напротив него стояли ошарашенные Илья и Настя. Девушка больше не кричала, дрожащей рукой указывала на Лёшку и то и знай повторяла:

– Переход… Илья, Переход… Переход…

– Прыгайте, Илья! – крик Ани привёл ребят в чувства.

Оказалось, что к ним по коридору от той двери, которая только что рухнула на Лёшку, мчалась именно Аня. Или не рухнула. Или не на него.

Тяжёлые доски косяка, уродливо взвалившись друг на друга, перекрыли вход в комнату с форточкой и обрушили часть стены, оголив искрящие электрические провода.

Только Лёшка был не под грудой обломков, вовсе нет, а в дальнем конце длинного коридора. Он осмотрел себя: руки-ноги целы. Голову ощупал, лоб, шею ‒ крови нет, всё в порядке. Только пылью пропитался насквозь, наглотался её, надышался, в опилках весь, щепках. Живой – он зарылся носом в ладони, часто дышал в них, тепло своё чувствовал и не верил, что всё правда. Кричать хотел от безумия, что творилось вокруг, а сам только кашлял.

– Илья, прыгайте! – умоляла Аня. Она бежала во всю прыть, а сеть уже знакомых чёрных трещин угрожающе быстро расползалась за ней по ободранным стенам, полу, потолку. – Прыгайте!

– А как же вы?! – Илья тут же подсадил дрожащую Настю на дряблый подоконник, запрыгнул сам, встал рядом и обнял её. – Не успеете!

– Мы следом, – настояла Аня. – Прыгайте уже, Илья!

Илья положил ладонь Насти на тот разорванный круг, что Лёшка не единожды уже видел, сверху свою, и с силой вдавил обе их руки в раму – они вместе шагнули в окно.

– Наша очередь! – запыхалась Аня, вскочила на ветхий выступ и указала на место рядом с собой. – Давай же!

– Нет, – отказался Лёшка, отступая на шаг назад. – Я не хочу умирать, Ань…

– Лёша, – просила она, сверля его уставшим взглядом. – Прыгай, Лёша! Я прошу тебя. Я без тебя не уйду.

За спиной грянул знакомый истошный хрип, и Лёшка, рывком сдавив уши, коряво сгорбился. Косяк двери, заваливший выход из той треклятой комнаты в конце коридора, рассыпался в прах. Краска на стенах стала ещё быстрее скручиваться и рьянее опадать, как сухая листва. С потолка полетели увесистые куски штукатурки. Бетонный пол под ногами ветшал, обнажал гнилые доски и чёрную бездну под ними.

– Иди ко мне, Алёшенька… – вновь позвал бесчувственный голос. – Иди же…

Последние слова безликой гонительницы внезапно канули среди глухого треска, и правая нога Лёшки провалилась в пустоту. Неловко ухватившись за зыбкий край подоконника, он рванул вверх. Тащил и тащил себя, скребя непослушными пальцами по ветхим доскам, забивая под ногти прелую труху, и выл от страха и безумия. Да вот только усилия его были тщетны – руки соскальзывали, а сам он всё глубже уходил в гнилую бездну. Ну вот теперь точно всё, и на этот раз ему уж точно не спастись. И вот он страшно погибает, не смея молить о спасении. Да что же с ним нет так?! Всё не так! Весь он и есть одно огромное одержимое тревогами «не так»! Вспыхнул злостью к самому себе слабому, взвился и закричал:

– Помоги мне, Аня, пожалуйста! Не бросай меня здесь! Не бросай меня одного!

Аня и не бросала. Она изо всех сил потащила его на себя за одежду, стоя на самом краю подоконника уже почти на улице.

Нет, Лёшка не сдался, только не теперь. Он всё дергал застрявшую в досках ногу, ещё и ещё, вопил и изворачивался от боли. А когда всё же высвободился, вскочил на подоконник и уцепился за край рамы – потерял равновесие, пошатнулся и, неуклюже размахивая свободной рукой, случайно вытолкнул Аню в окно.

Её испуганные глаза, её ладошки, что тянулись к нему, её молчаливая мольба о помощи – последнее, что видел он, прежде чем без раздумий бросился вперёд, растерял остатки чувств и забыл об осторожности, но всё же перехватил её за талию и втянул обратно. Но награды за смелость ему не довелось увидеть – внезапно поехали вперёд подошвы его кроссовок, ударился он спиной о раму, а потом вместе с Анькой соскользнули они вниз.

Новая короткая слепота принесла с собой жёсткий удар спиной о пол, а острая боль в пораненном плече так резво отстрелила под лопатку, что поверженный падением с высоты Лёшка чуть изогнулся вверх на протяжном стоне, и только потом открыл глаза. Безжалостный свет вмиг ослепил. Но уже минуту спустя, зрение вернулось, и Лёшка увидел, что рядом, свернувшись в клубочек, лежала Аня. Она поджала ноги к груди, закрылась руками и тихо всхлипывала. Он по-прежнему держал её за талию, а сам корчился от прострела в спине, плече и шее. Минуту спустя, он всё же собрался, перекатился на бок, крепче обнял её и притянул к себе. Аня немного приоткрылась, крепко обняла в ответ, уткнулась носом ему в грудь и разрыдалась в голос.

– Говорил же я тебе, не зарекайся, Алёшенька, а ты не поверил, – раздался над ним знакомый голос, а секунду спустя появился и его обладатель.

Первая мысль после увиденного ошеломила его – это же был он сам, Лёшка, только старше, нет, старее. Он тут же крепко зажмурился, прячась в темноте от нового витка помешательства. Пригляделся внимательнее – нет, это не он, это хуже, чем худшее. Над ним нависал самый, что ни на есть истинный подвал жизни – тот самый Андрей Анатольевич. Он за плечи уткнул Лёшку спиной в пол и пощёлкал перед глазами пальцами: