Оксана Одрина - Лишний

– Нет, не стоит, – запротестовал он и уклонился от очередного шлепка ладони назойливого денди. – Холод мне сегодня уже прикладывали. Думал, затоплю всё квартиру и соседей снизу, когда водой тошнило.

– Не тошнило, а таял, – поправил Андрей, который, всё это время безмолвно сидел у балконной двери и что-то вот уже полчаса набирал на клавиатуре ноутбука. – Как ощущения были?

– Непередаваемые, – ощетинился Лёшка и, нервно одёрнув рукава чёрной рубашки, спрятал запястья под манжеты, чтоб Анька уж наверняка отстала. – Спазмы, боль, вода. Думал, что тону сам в себе, что вот-вот дам дуба.

– Это мелочи. Это ты ещё даже не замёрз. Пагуба тебя слегка коснулась. От такого не умирают, – не глядя на парня, бросил Андрей, продолжая пялиться в монитор. – Горячий душ, горячий чай, теплая постель, и ты в порядке.

– Серьёзно?! – возмутился Лёшка. – Вот так просто?! А потоп в моей комнате, тогда, что?

– Сколько ты таял, Алексей? – уточнил Андрей и, наконец, удостоил его усталым задумчивым взглядом. – Минут пять?

– Да, что вы об этом знаете? – фыркнул он. Лже-дворник его снова злил своим равнодушием и философским никому не нужным всезнанием. – Я, между прочем, часа два точно корчился в самых уродских позах. Просто сесть, и то не мог.

– Другие от суток до недели оттаять не могут после встречи с безликими особами, – жестко произнес Андрей, напряженно глядя парню в глаза. – А кто-то не отходит и вовсе. Так что, ты, Алексей, отделался лёгким испугом.

– Лёгкой водой, так сказать, – внезапно сумничал за спиной Илья, и тут же глупо хихикнул.

Дальше терпеть бредовые выходки яркого брюнета ни терпения, ни сил больше не было, и Лёшка круто развернулся и двумя руками грубо отпихнул его от себя.

– Ты достал уже шуточками своими! – зло процедил он. Ещё и ещё толкал Илью назад, ухватив за плечи. А тот всё пятился и не оборачивался. – Это не смешно, Илюшенька! Мне не смешно!

– Да, хорош, Дефект, ершиться, – чуть покачиваясь от каждого толчка оппонента, едко покривился Илья. Он даже и не пытался сопротивляться. Казалось, обиды нового знакомого его только забавляли. – Шуток не понимаешь что ли или…

Да вот только очередной жёсткий выпад Лёшки оборвал его расслабленную речь – весельчак не устоял и пошатнулся, а правая нога его неожиданно поехала вперёд по идеально чистому полу. Он растерялся и запаниковал, неуклюже хватаясь за ускользающее равновесие, но не вышло удержаться. Падая на спину, изловчился юморист одной рукой уцепиться за оконную раму, а другой за саднящее плечо обидчика. Лёшка закричал.

И тут внезапная новая короткая слепота, сопровождаемая далёкими гулкими звуками, нежданно сменилась густой затхлостью. И вдруг Лёшка поскользнулся, не поместившись на узком подоконнике, и свалился, ничком приземлившись на бетонный пол. Плотные клубы пыли мгновенно взвились ввысь, захватили в себя, и он зашелся сухим кашлем. Ладони провалились в толстый слой крошева штукатурки, тонких деревянных реек и мелких осколков битого стекла. При неудачной посадке в пояснице хрустнуло, а может и не в пояснице. Ощупав перепачканной рукой спину и шипя от боли, он скорченно поднялся и только тогда огляделся, уповая увидеть только одного человечка – бледнящую по жизни Аньку с пузатым бокалом в руках.

Но надежды его не оправдались. Лёшка был не в Порядке, вовсе нет. Он снова оказался в непонятно, где – заброшенный особняк, старый, словно из прошлого века, дряхлый, не жилой и не живой. Три этажа замшелых стен и потолков, перекошенных окон, скрипящих от каждого порыва ветра с улицы, мотков чёрной паутины по углам, старинной мебели, заваленной останками кровли. В центре гостиной затаилась широкая лестница. Перила её проржавели так изрядно, что, казалось, достаточно одного прикосновения, чтобы они рассыпались в металлический прах. Дряхлое пианино, схоронившееся в ближнем правом углу, давно рассохлось и потрескалось. Часть клавиш его валялись у подножия среди остатков пола, часть на положенном месте, но вверх ногами. Вот оно – Запустенье. По-другому и не скажешь. Прямо в точку.

В потолке была огромная прореха, и в крыше тоже. А прямо перед Лёшкой полусидел-полулежал всклоченный Илья, упираясь руками в куски кирпичей. Он то и знай суетливо оглядывался.

– Ты, что наделал, Дефект?! – вдруг зло зашипел он, поднимаясь и озираясь по сторонам. – Ты нас прямиком в Запустенье отправил! Андрей Анатольевич ещё не дал разрешения на вход! Он не установил связь с этим местом! Вдруг, здесь Пагубы?! Нам конец тогда, понимаешь?!

– Серьёзно?! – взбудоражился Лёшка. Это место его вовсе не пугало, нет. Его всё больше и больше раздражал именно Илья. – Это я виноват?! Вот как! А, может, не стоило за окно руками хвататься, Илюшенька?!

– Не ори, – сердито пропыхтел он. И принялся наводить идеальность на самом себе. Но вернуть былую стильность чёрному пиджаку было непросто – пыль все побеждала. Красавчик-брюнет поучал: – Пагубы всегда рядом. Они услышат и придут, – тут он знакомо широко осклабился и тихо хохотнул: – За тобой.

– Это ты нас сюда притащил, шутник, – тише отозвался Лёшка, подошёл ближе и ткнул Илью кулаком в грудь. – Ты ухватился за знак и утянул меня за собой, правильно ведь я понимаю?! Значит, Пагубы эти пожалуют именно к тебе.

– Правильно, Алёшенька, – недовольно скривился собеседник. – Но, ты меня пихнул первым, я не устоял и…

Внезапно у дальнего окна зашуршали, хрустнули ломкой древесиной и шаркнули по каменным крошкам. Илья замер на месте, сосредоточенно глядя через плечо попутчика. А Лёшка нерешительно развернулся и прокрался к подножию старой лестницы. Ещё шаг и ещё, аккуратно передвигался, чтобы без скрипа и скрежета. Осторожно дотронулся пальцами до металлических перил и заглянул за угол. С облегчением выдохнув, парень обернулся к Илье и взвился от неожиданности, увидев его прямо за собой. Оказалось, юморист ещё быстро и бесшумно перемещался. Лёшка даже самых тихих его шагов за спиной не услышал. Он поёжился от накатившей робости и двинул вперёд.

На дряхлом выступе старого окна стояла Настя. Она упиралась руками в растрескавшуюся раму и напряжённо осматривалась. Заметив Лёшку, девушка махнула ему, и он поспешил к ней. Да и Илья не отставал, беззвучно крался рядом.

Но вот Лёшка уже подал руку Насте, и она, тепло улыбнувшись, соскочила ему в объятия. Всё в ней казалось ему совершенным: и чёрные с синеватым отливом прямые волосы, и выразительные карие глаза, и точёная фигура. И только когда он, наконец, налюбовался её пленительным очарованием и почти вернул себе хладнокровие, заметил над собой Аньку. Дёрнувшись в сторону от неожиданности, он вмиг так жутко побледнел, что ещё с пару минут всё никак не мог совладать ни с собой, ни с предательски дрожащими руками. Ну, не заметил он завсегдатаю храбрячку, и всё тут.