Карина Сенн - Скелеты в шкафу Розенбергов

Элизабет повернула голову. Она была одна.

– Нет… – прошептала девушка, выглядывая из окон в поисках родного лица. – Джозеф! – закричала она, выбегая из машины, слыша хруст веток под ногами. Ветер дул в лицо, машины неслись перед её глазами в диком потоке. Среди деревьев извивался низкий туман и проносился её крик. – Джозеф, вернись! – несколько раз она обошла машину, вглядываясь вдаль, заглядывая в окна. Несколько раз она ударила по капоту. Несколько раз возвращалась на место, закрывала дверь, смотрела в зеркало, а затем на часы. Руки дрожали, но она наконец-то решилась вернуть машину в длинную очередь, состоящую из других таких же машин, в которых сидели другие люди, со своими проблемами и своими тяжёлыми судьбами. Все они лишь двигались в бессмысленном круговороте жизни.

***

Элизабет остановила машину за высокими кустами, ветки которых полностью поглотили металл. Она увидела первого высокого серого ангела, увидела первую разрытую могилу, первую разрушенную плиту, рядом с которой лежала пара пустых бутылок. Теперь это место казалось ей более знакомым, чем раньше. Шприцы на рыхлой земле вперемешку с жёлтыми листьями. Чёрный пустой вход склепа приветствовал её, манил внутрь. Она включила небольшой фонарик и посветила на каменные плиты с мокрыми разводами. По стенам полз надоедливый мох, а в тёмных углах летали мухи.

Неторопливыми шагами она ступала вперёд, вспоминая свой последний ночной кошмар. Свет хищно крался по полу, освещая небольшие трещинки, землю и прорастающую сквозь камни траву. Невысокая статуя склонившегося к земле ребёнка с накинутой на его спину мантией. А за ней тёмная дыра в полу. Элизабет осветила её. Серые, тонкие ступени вели в чёрную, зловонную преисподнюю. Не раздумывая, она спускалась в эту бездну, сравниваясь с землёй. Её встретил небольшой узкий коридор. Потолок был слишком низким, ей пришлось хорошо пригнуться, чтобы пройти вперёд. Она слышала тихое протяжное пение, но уже знала, что этот звук был всего лишь в её голове. Тупик. Она касалась руками холодной стены, чувствуя, как какая-то слизь остаётся на её пальцах. Вдруг её рука нащупала небольшой выступ, за который она ухватилась мёртвой хваткой. Навалившись всем телом, она сдвигала неподвластную ей плиту вперёд, пока её не ослепил яркий луч света.

Отражение разбитого зеркала. Она отвела от него фонарь, заходя внутрь небольшой комнаты, пропуская через себя уже знакомые запахи сырости и гнили, а также сильный запах уксуса. Она уже была здесь. Этой ночью. Её руки были связаны тугой верёвкой, а через эту тяжёлую дверь в комнату заходил не Майкл Ландергуд. Это был её отец. Суровый, печальный и жестокий.

Эти стены, в отличие от тех, что были наверху, оставались сухими. Никакой паутины, никакого мха. На полу стояло зеркало, осколков от которого нигде не было. Небольшой столик с одной тарелкой, подсвечником и маленькой блестящей детской заколкой с тремя большими белыми бусинами, тот самый стул, и больше ничего. Он хорошо прибрал за собой. Лиза достала камеру, и несколько вспышек осветили темноту. Сев на землю, она прикоснулась пальцами к ножке стула, которая привлекла её внимание на одной из получившихся фотографий. Тонкая струйка впитавшейся в дерево крови. «Он убил её» —эта мысль громом прозвучала в её мыслях. Она резко отпряла назад. Он убил её здесь. В этой комнате. В этой темноте, что окружала. Здесь она испустила последнее дыхание, здесь её душа металась меж холодных стен.

Здесь пахло страхом. Разве такой запах стоял в поместье Розенбергов? Да, это был он. Каждый дом наделён личным ароматом: где-то пахло пряностями, где-то цветами или новыми вещами. Но в доме, в котором она выросла, витало что-то иное, там пахло дорогими сигарами, чужими духами, гарью и диким страхом. Она дрожала, сидя на полу, хватаясь за ноющий шрам на правом виске, и ей казалось, что отец стоял за её плечами.

– Я не такая, как ты… – сказала она, цепляясь взглядом за пролетающую в слабом свете фонаря пыль.

– Ты уверена, дорогая? – она не оборачивалась, но знала, что это его голос. Наверняка он хмурился.

– Да, ты был прав насчёт меня, – она нервно потирала голову. – Ты бы сказал, что Майкл прав, что он сделал верный выбор. Но он чудовище! – воскликнула она. – Таким чудовищем был ты.

– Что ты хочешь сказать, Элизабет?

– Что он, как и ты, заслуживает смерти, – она резко встала на ноги, взяв фонарь и камеру, что лежала на полу, и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

«Маленькая мисс Справедливость» – так называл её в детстве Джозеф. Она всегда говорила, что отец заслуживал наказания за то, как поступал с ними, как поступал с другими людьми. Бывало, её голову посещали мысли, пугающие её до чёртиков, но затем она вспоминала, что они семья. А семья – это единственная драгоценность, которую нужно было бережно охранять.

К сожалению, спустя столько лет её дом стал похож на этот склеп. Такой же опустошённый, холодный, пахнущий неминуемой смертью.

«Её щека касалась мягкой белой подушки. Девочка медленно провела рукой по лицу, смахивая надоедливые пряди тёмных волос, лезущие в её глаза. Солнечный луч бегал по кровати, падал на стену, мешал смотреть перед собой. Она лениво зевнула и отползла туда, где начиналась тень. Было раннее утро, и она не могла понять, что же разбудило её.

– Джо, – сонно пролепетала Элизабет, медленно моргая полузакрытыми глазами. Он молчал. – Ты ещё спишь? – наверняка он спал, иначе бы ответил.

Девочка поправила своё одеяло, собираясь отправиться в удивительный мир снов, но голоса, доносившиеся снизу, заставили сердце забиться чаще.

Она поставила ноги на деревянный пол и сквозь яркое солнце посмотрела на его кровать, стоящую у противоположной серой стены. Она была пуста и идеально заправлена. Мурашки пробежали по её телу, а сонливость сняло как рукой.

В одном лишь белом ночном платье она сбежала вниз по лестницам, пытаясь различить голоса. Громкий, звонкий сердитый голос принадлежал её отцу. Так он говорил всегда, независимо от того, был он зол или нет. Второй голос, до боли знакомый, юный, протестующий, принадлежал Джозефу. Половицы скрипели под её ногами, она не могла разобрать слов. Одно она знала точно – они ругались, а её сердце щемило от страха за брата. Спустившись на первый этаж, пробегая мимо большой столовой, её перехватили нежные женские руки.

– Мама? – удивлённо прошептала она, видя, как женщина прикладывает указательный палец к тонким губам. Она отвела Элизабет за стол и попросила сесть, взяв тем временем полупустой стакан воды в руки. – Что происходит?

– Твой отец учит твоего брата хорошим манерам, – спокойно ответила она, делая глоток.