Пётр Некрасов - Маньяк, похожий на меня. Детективные рассказы и повести

– Банк, – сказала она.

– Там что, стволы после смены на руки сотрудникам выдают?

– Это не его ствол.

«Шьтвол». Дефект речи никуда не делся, угол рта всё так же перекошен, как будто женщина всё время тонко и иронично улыбается. Зато когда начинает говорить, левая сторона лица остается неподвижной, мёртвой. Парез лицевого нерва женщину не красит.

– Ты был вчера в деканате, – наконец вспомнила она, – ты сидел на столе и читал учебник.

– А ты стояла у стенда, – кивнул Костя, – и слушала, как двое договариваются о свидании. Что бы девушке, работающей на кафедре судебной медицины, делать в деканате посреди сессии?

– Доктор, вы мне льстите, я давно не девушка, – сказала она, и Костя вспомнил, что это цитата из пошлого анекдота. «Льштите». И мертвоватая кривая улыбка на женском лице.

– Что бы охраннику банка и препаратору из морга делать в деканате? Вам туда обоим ходить незачем. Что ж вы там торчите, через день, по очереди?

– Типа ты на нас пару раз посмотрел и сразу догадался? – «пошьмотрел» она произнесла с максимальным презрением. Всё-таки Костя её младше. Даже не на пять, а лет на десять.

– Я догадался, когда понял, у кого из вас может быть пистолет. Институт не пустырь и не трущоба. Исчезали все тихо, никто не кричал, не звал на помощь. Значит, вас было двое, и значит, у вас был ствол. Чтобы сказать: «Стой, не ори, не дёргайся».

Она усмехнулась и вытащила руку из джинсового кармана. Костя, к своему стыду сразу понял, а вернее, почувствовал, что значит «трясутся поджилки». Нож у неё в руке оказался не перочинный и не складной, а что-то вроде десантного тесака. Где она такой взяла? Ну конечно, на своей кафедре, из любой витрины с оружием. На минуточку.

– А потом ты подходила и била ножом, – сказал Костя, чтобы что-то сказать, а не пялиться на блестящее лезвие. – На спортплощадке так не вышло, Спирин попытался рыпаться. Был один выстрел. Пулю, наверное, подобрали менты, но остался след от неё на железной ступеньке.

Она завертела головой, словно ожидала ещё уйму народа и удивлялась: где все?

– Твой приятель лежит в анатомичке, – пояснил на всякий случай Костя, – на нём его собственные наручники, их я зацепил за батарею. Ключ выбросил.

– Ты ему так врезал? – недоверчиво поглядывая на Костю спросила она.

– Хлороформ. В шкафу там же. Он, этот твой потрошитель трупов, лёгкий и мелкий, с ним даже я справился без особого труда. Очень уж он растерялся, когда не нашёл в ящике стола своей пистолет.

– То есть ты шёл за ним от самого деканата?

– Он шёл за Наташкой, а я шёл за ним. Сначала до кафедры судебки, куда он зашёл предупредить тебя, потом до его морга. Кто может убить так, чтобы не осталось следов? Судебный медик. Кто может кинуть труп в ванну с формалином, а потом порезать на кусочки, и никто слова худого не скажет? Препаратор в анатомическом театре. Ты же его сама туда вместо себя устроила, когда твоя карьера в гору пошла, правда?

– Ты умный такой? – в этой фразе не было шипящих звуков, и поэтому она прозвучала вполне кокетливо. – А зачем всё это?

– Зачем вы убиваете? – переспросил Костя и предположил: – Наверное, потому, что это вас двоих заводит. Он – ещё и потому, что охранник бандитов и сам бандит. Потому что снимал с трупа всякие там часы, бумажники, если повезёт, золотые зубы. Правда? Наверное, правда. Я, когда ему денег предложил, думал, он расхохочется, денег-то у него хватает. Он не здесь убивать начал, и не с тобой познакомившись. Он этим зарабатывает. Ему это нравится.

– А я? – спросила она с интересом.

– А ты убиваешь людей, потому что хромая, – жестоко сказал Костя, чтобы прервать это неуместное взаимное кокетство за котельной. – У тебя в детстве был энцефалит, и лицо теперь перекошено. Потому что ты уродина, потому и убиваешь.

Она сразу шагнула ближе, Костя поднял пистолет, но вспомнил, что стрелять-то не умеет, и отступил на пару шагов. От хромой девчонки с ножом я уж как-нибудь убегу, успокоил он сам себя. У неё оранжевая губная помада и сиреневые тени под глазами. Это не безвкусица, это специально так намалёвано. От злости.

– Потому что тело у тебя молодое и любви хочется, а она проходит всё мимо, мимо. Потому что ты истеричка и нашла себе этого придурка, бандита и подонка, но тебя это заводит. Потому что когда ты видишь, как целуются здоровенный парень и красивая девчонка, тебе хочется их обоих убить. Потому что они быдло, серое тупое быдло, но они будут счастливы, точно будут, хоть кто-то из них, да будет – их же много, кому-то повезёт. А мимо тебя счастье пройдёт, потому что ты слишком умный и не такой, как все. Потому, что ты урод.

Костя заговорил зло и яростно. Как будто всё ещё стоял в полутёмном вестибюле и разговаривал с любимой девушкой, но уже знал, что голос в трубке телефона-автомата вот-вот скажет «Нет, абсолютно», а потом будут слышны только короткие гудки.

У неё навернулись слёзы, но почти сразу высохли. Интерес в её зеленоватых глазах стал острее.

– Ты меня убьёшь? – спросила она негромко.

– Тебя – нет.

– А хочется?

– Попробовать интересно, – Костя отвечал сразу, стараясь не думать. На пистолетах бывает предохранитель, вдруг вспомнил он. Я же с него не только не снял, я даже не знаю, как он выглядит.

– Попробуешь? – она уже подходила. Она уже была рядом, и Костя уже не мог целиться, разве что ткнуть в упор и попытаться негнущимся пальцем нажать на спусковой крючок. Но этого он делать не стал, просто отвел пистолет в сторону и вверх, как это делают памятники героям войны. Она спрятала нож или нет? – попытался спросить он сам себя, прижимая к себе женщину и гладя свободной рукой. Она меня сейчас под лопатку острием ударит, или в затылок, так я даже боли не почувствую. И на могиле напишут: «Идиотом жил, идиотом и помер».

Она тоже прижималась, всё крепче и крепче, и тоже гладила по футболке, по кудлатому затылку, обеими руками вцепилась, когда поцеловались. Кажется, нож уже куда-то успела подевать.

Потом оттолкнула, тоже обеими руками.

– Врёшь ты всё! – сказала она, переводя дыхание. – Тебе не хочется. Никого ты не убьёшь! Студент!

«Шьтудент».

– Тебя что, на экзаменах провалили? – злорадно спросил Костя. Она взглянула на него, как собака, которую ударили сапогом под брюхо, и он расхохотался, не от злорадства, а просто от нервов. Она тоже усмехнулась, но криво.

– Не была бы рожа кривая, с первого раза поступила бы. Не была бы рожа кривая, ничего бы не случилось.

– Врёшь ты всё, – ехидно сказал Костя.

И она кивнула согласно, с какой-то даже охотой, соглашаясь. Подумала немного и уточнила:

– Тех двоих здесь не будет? Ты их предупредил, правда?

– Те двое ушли в кино. Я им билеты достал, но ничего не объяснял.