Александр Карповецкий - Участковый. Ментовские байки. Повести и рассказы. Книга первая

– За такую заботу они, конечно, спасибо скажут, только не согласятся. У обоих, жены и мужа, серьёзные медсправки, что туберкулёзники плюс инвалиды второй группы. Эту парочку легче на луну отправить для испытаний алкоголизмом в условиях слабого притяжения, нежели в лечебно-трудовой профилакторий.

– Знаю, потому, что там нужны здоровые алкаши, забесплатно работающие на государство, – цинично поддакиваю я.

– Вот-вот… Нравится мне твоя покладистость, Семён. Умеешь признавать ошибки.

– Спасибо, конечно. Но эту аморальную семейку можно выселить через суд, как злостных нарушителей жилищного кодекса. Провести собрание жильцов, они с удовольствием проголосуют за выселение Полевых, с заявлениями и подписями обращусь в народный суд, объясню требования граждан…

– Ну да, дескать, Полевые пьют-гуляют и своим аморальным поведением не дают папам и мамам воспитывать советских детей. И я тоже, как дурак, вслед за тобой, раз уж мы побратались, лично выступлю в суде и как представитель власти, как свидетель, и как надоумивший на глупость молодого лейтенанта наставник. Мы вдвоём расскажем всю правду об этой семейке, ведущей паразитический и антиобщественный образ жизни, укажем, что в жилищном кодексе судьи могут найти статью и выселить паразитирующих элементов за сто первый километр. Считаешь, что нужно всего лишь очень серьёзно подойти к решению данного вопроса и отработать зарплату?

– А как же мне заработать квартиру? Сами же говорите – без «палок» никак не обойтись.

– В нашем деле не качество главное, а количество – «палки». А если по судам таскаться, где напасёшь результатов на жильё?

Значит, на судебных делах «палок» для начальства не нарубишь?

– Не знаю, не знаю… Но могу утверждать совершенно точно – судебной практики о выселении плохих жильцов из квартиры нет. Нет ни одного судебного решения, нет и прецедента. И у Полевых несовершеннолетний сын.

– А-а!

– А ты думал, что вы с женой одни такие умелые?

– Тоже, сравнили!.. Но я всё же попытаюсь первым создать такой судебный прецедент. Что-то мне хочется выселить эту злополучную семейку.

– В тридцатые годы за этот подвиг тебе бы дали переселиться на освобождённую жилплощадь.

– Да лучше застрелиться, чем жить даже с такими мыслями! Я же о том, что не поддамся ни одной тут заразе!

– Я это вижу, ты честный будешь работник.

– И на том спасибо.

Мы долго молчим. Уже на подходе к опорному пункту наставник вдруг говорит:

– Лично я тоже двумя руками за выселение Полевых. Хоть бывает кишка и тонка, но и попытка не пытка. А если и впрямь выселить эту семейку, после столь громкого дела можно работать адвокатом. Да… – И капитан опять вдруг поглядев на себя, что-то стряхнул со своей одежды и о чём-то тайном вздохнул.

Старший участковый открывает опорный пункт милиции. Войдя в свой служебный кабинет, он виртуозно, метров с трёх, бросает толстую чёрную папку на рабочий стол. Таким же путем его милицейская фуражка летит на крючок стоящей в углу железной вешалки. Подойдя к небольшому овальному зеркалу на стене, дядь Юра вынимает из внутреннего кармана кителя расчёску и принимается тщательно расчёсывать густые чёрные волосы.

Смотрю на его отражение и, кажется, испытываю будто радость: с наставником вроде бы повезло. Спокойный, уравновешенный и уверенный в себе, знающий законы, жизнь. Есть грехи, а кто без греха?

В дверь без стука вбегает с заплаканным лицом женщина, истерично кричит:

– Помогите, родненькие! Убивает меня мой изверг!..

Капитан спокойно подходит к ней, взяв за руку, говорит:

– Вера Васильевна, прекратите истерику. Вашему горю слезами не помочь. А муж сюда не придёт, я его трусливую душу давно знаю. Мы сейчас же пойдём к вам и разберёмся в деталях.

– Ага! Давайте-ка в деталях разберитесь там с ним… Пойдёмте, дядь Юра, я готова. – С этими словами женщина старательно вытирается носовым платком.

Капитан представил меня:

– Познакомьтесь со своим новым участковым…

– Это вместо Черникова? – Женщина с сомнением разглядела меня с ног до головы. – А что случилось с «Анискиным»?

– Не важно… Это Полищук Семён Александрович. Как говорится, прошу любить и жаловать. Все ваши конфликты теперь будет разрешать он. Но поскольку у Полищука сегодня первый рабочий день, и ему будет затруднительно найти язык общения с вашим мужем, я готов оказать коллеге посильную помощь. Если нет возражений, не мешкая ведите нас к вашей половине.

– Фу, половине! Скажете тоже! Конечно, я не возражаю, и пусть ему сейчас же не поздоровиться! Это – вирус! Его надо изолировать! – уже вполне себе бодрым голосом отвечала заявительница, разворачиваясь к выходу из опорного пункта, как санитар, готовый спасти весь микрорайон.

Мы направляемся к сорок восьмому дому. Вспоминаю, что там проживает «сборная солянка». «Каждый день будешь сюда захаживать», – слышу голос капитана. Слова наставника уже сбывались.

Муж гражданки Ворониной лежит в кровати и мирно похрапывает. Старший участковый присаживается на стул и просит хозяйку принести его паспорт. Достав из своей толстой чёрной папки административный протокол, он начинает его заполнять. Минут за десять протокол составлен. Капитан знакомит с ним заявительницу, показывает, где поставить подпись, затем протягивает бумагу мне для ознакомления, сам же, выйдя в коридор, звонит по городскому телефону в дежурную часть.

– Шилов? Дядь Юра на проводе. Решили с Полищуком подсобить тебе. Для выполнения, так сказать, суточного плана по «пьяной» сто шестьдесят второй. Направляй воронок с архаровцами к сорок восьмому… да, по Шипиловской же… Подъезд третий, этаж шестой, ждём.

Читаю в протоколе: «Гражданин Воронин находился у дома… корпус… по улице… в пьяном виде, слабо держался на ногах, падал, своим внешним видом оскорблял человеческое достоинство и общественную нравственность».

Пьяный хозяин, разбуженный громкими посторонними голосами, поначалу ворочается в кровати, а затем просыпается. Его осоловелый блуждающий взгляд останавливаются на мне.

– Что здесь происходит? Ты кто такой? – Пьяный делает попытку приподняться на кровати, но это ему не удаётся. Он продолжает лежать, в верхней одежде и в ботинках. Подсунув ему под горло резиновую палку-«успокоитель», наставник строго предупреждает:

– Сейчас, Воронин, ты медленно поднимаешься и встаёшь с кровати, не делаешь резких движений, особенно в сторону жены. Во избежание с моей стороны греха смертного, проедешься сейчас в ментовку.

Хозяин медленно сползает с кровати, сквозь нечленораздельное до слуха доносится: «У-у, су-уу-ка! Опять сдаё-о-шь меня в менто-о-вку. Погоди-и, я тебе-э это припо-о-мню-у. Убью-у, стерву-у! Отсижу-у срок, но убью-у, гадину-у! Пригре-эл змею-у на свое-эй груди-и. Прописа-а-ал тамбо-о-вскую-у волчи-ы-цу в свое-эй кварти-ыре…»