Марк Маффин - Книга о моем убийстве

– Интересная мысль. Поставлю себе в статус.

– Помните, я говорил, что есть еще одна причина моего к вам интереса?

– Вы не хотите, чтобы я занимал лишнюю койку в вашей больнице?

– Да, – засмеялся Лурц. – Нас и так недофинансируют, а тут еще вы. Подумайте над моими словам. Вы всегда знаете, где меня найти.

– У вас еще есть вопросы?

– Есть. Один. Но вы на него не ответите. Из-за чего вы поссорились с братом?

– Вы правы. Не отвечу.

– Я так и чувствовал. Егор тоже не хотел отвечать.

– У меня ощущение, что вы могли убить Егора просто потому, что он не дал себя вылечить.

Лурц расхохотался:

– Простите. Разворчался как старый дед. Профессиональная деформация. В конце концов, вам решать. К тому же схожие болезни проявляются не у всех близнецов.

– Если вопросов больше нет, прошу исполнить вашу часть договора.

– В смысле?

– Вы обещали рассказать, по какой причине вы не могли убить Егора?

– Чуть не забыл, – сказал Лурц. – Тут все просто. Допустим , Егор хотел подать против меня иск. Тогда бы что?

– Тогда бы вас ждали серьезные проблемы.

– Абсолютно верно. И я бы вполне мог его убить. Я же психопат. Да?

Дима кивнул.

– И вот здесь загвоздка. Если бы я хотел убить Егора, я бы его убил. Я бы не стал имитировать самоубийство. Ни один иск в суд не создаст мне таких проблем, как самоубийство пациента. Меня уже вызвали в областное отделение минздрава, и у меня есть ощущение, что если вы, вслед за братом, сойдете с ума, вас будет лечить другой доктор, а я – подметать пол у вас в палате.

Шигорин мрачно курил на больничном крыльце. Под табличкой «Не курить». Дима усмехнулся.

– Ну как прошло? – спросил Шигорин.

Дима пересказал разговор, опустив касающуюся его самого часть.

– Звучит логично, – сказал Шигорин. – А мы можем пообщаться с кем-нибудь из персонала? Узнать, не было у Егора с кем конфликтов?

– Нет. Лурц сказал, что беспокоить пациентов вопросами об убийстве можно только через его труп.

– Но…

– Он еще добавил, что никаких конфликтов у Егора не было. Что, вопреки стереотипам, психбольные совершают преступления реже рядовых граждан.

– Проблема, – сказал Шигорин.

Они спустились вниз и направились по размытой дождем тропинке к выходу с территории.

Дима бывал тут редко. Слишком редко для брата. Если Егору было что-то нужно, посылал кого-то из фирмы. Посылал Женю. Даже Ира ездила пару раз.

Аллея вдоль тропинки была засажена чахлыми деревьями. Справа, метрах в десяти, стояла покосившаяся и промокшая беседка, где в спортивных костюмах и болоньевых куртках сидели пациенты. Сидели на клеенках, но Дима знал – даже эту привилегию нужно было заслужить кротким нравом.

– А что, если завербовать шпиона? – спросил Дима.

– Что?

– На лапу дать кому-нибудь из этих – чтоб они для нас информацию пособирали.

– Это неэтично. Они больные люди. К тому же легко себя дезавуируют.

– А санитаров?

– Которые первыми стукнут Лурцу? Дима, это нерабочий план. Хотя…

Шигорин посмотрел куда-то вдаль. Дима проследил за его взглядом. С задней стороны больницы мужичок в трениках, подтянувшись на руках, заглядывал в окно.

Шигорин быстро пошел в его сторону. Дима – за ним.

Мужичок, почувствовав взгляд, обернулся. Спрыгнул вниз. И как бы незаметно посеменил от них по больничной тропинке. Шигорин ускорил шаг.

– Веня, стой! Разговор есть.

Мужичок вздрогнул, перешел на бег и скрылся за углом больницы.

– Скотина, – пробормотал Шигорин.

Адвокат перешел на предпенсионную рысь и побежал следом.

Дима бросился за ними.

«Шигорин, собака», – думал Веня, улепетывая от адвоката и его спутника.

К адвокату, в целом, он относился уважительно, но сегодня Шигорин был не в масть: любопытный адвокат мог нарушить привычный и наконец устоявшийся ход Вениной жизни.

В больнице ему «шлепнули» генерализованное тревожное расстройство. Потому что вздрагивал от каждого шороха. Потому что в своей ситуации не мог иначе. Диагноз был липовый, и Веня это знал. Веня должен был находится здесь по другой причине.

Веня был клептоман.

Почему – фиг знает. Может, гены. Может, воспитание. Отец пил. Отец колотил мебель. Мать била отца и выводила из запоев. На Веню всем было плевать. Как цыпленок, который, увидев первую несушку, считает ее матерью, Веня мог увидеть отца, несущего в ломбард телевизор, и понять, что так оно и надо. А кореш по камере, фанатевший от «Капитана Врунгеля», считал, что Веня Сорокин просто не может не воровать.

Вене была безразлична вся эта психология. Но он точно помнил, когда украл и получил удовольствие .

Первый класс. Веня грязный. Веня – в обносках. С ним никто не хочет дружить. Общаться. Даже бить не хотят – чтобы не зашквариться. До образа полноценного «петуха» ему не хватало лишь дырявой ложки.

Первая учительница – страшная стерва, ненавидимая всеми. Учениками. Родителями. Даже школьной администрацией. Когда к ним должна была прийти практикантка из педа, учительница сказала:

– Кто доведет эту сучку до слез, поставлю пятерку.

Так и сказала. Веня даже спросил как-то бывшего одноклассника – может, ему показалось. Но нет, было. Подтвердил.

У учительницы был горбатый нос. Роговые очки. Кривые пальцы с длинными ногтями. И шариковая ручка Паркер – которая в глазах учеников стоила целое состояние.

Если у Вени будет такая ручка, окружающие к нему потянутся…

Спереть ручку удалось на пятый день слежки. После уроков, когда учительница пошла в туалет, непредусмотрительно оставив ее на столе.

На глазах у одноклассника, который в это время дожидался бабушку.

Назавтра о том, кто спер ручку у стервы, знал весь класс. Веня понял, что попух. Его не любят. Его сдадут.

Когда с разборками пришла директриса, все случилось иначе. Она говорила, что никому ничего не будет. Что лучше признаться самому. Что они все к чертям вылетят из школы.

Не помогло – одноклассники молчали как партизаны, которых разметало по лесу танковым снарядом.

Потом к Вене подошел главный мальчик в классе:

– Ты крут, – сказал он.

Веню угостили конфетами. Девочки дали заполнить свои анкеты с вопросами о любимом цвете. Одна даже чмокнула в щеку.

С ним начали дружить, но это было не главное. Он никогда не забудет эмоции, которые испытал на директорском допросе. Пот, текущий под рубашкой. Ягодицы, сжимающиеся от мысли, что с ним сделает мать, если все раскроется. Приятная дрожь во всем теле.

Тогда Веня впервые испытал эрекцию.

Со временем секс и страх разоблачения сплелись в тесный клубок удовольствия. Он крал. Сначала у одноклассниц. Потом, став постарше – у девушек на улице. По мелочи. Просто так. Дрожал при мысли, что схватят за руку. Томился от растерянности на их лицах.