Екатерина Лесина - Улыбка золотого бога

– Она любила гулять под дождем, говорила, что это полезно для здоровья, простужалась потом, чихала и сопливилась, но все равно в следующий раз выбегала на улицу, бесцельно, просто чтобы побродить. Да, я знала Нелли не так чтобы хорошо, но достаточно неплохо. Достаточно, чтобы вы теперь обвинили меня во лжи.

– Я никого ни в чем не собираюсь обвинять. Я пытаюсь выполнить работу, для которой вы же меня и наняли. – Все-таки иногда сложно с людьми, устаешь объяснять очевидные вещи, и ведь правду говоришь, а они не верят. – Алла, чем более откровенны вы будете, тем скорее я сумею докопаться до истины, тем скорее отстану. Вы доверяете мне настолько, чтобы поручить расследование убийства вашего мужа, но не настолько, чтобы позволить заглянуть в дело более чем десятилетней давности. Вам не кажется это несколько нелогичным?

– Кажется. – Она остановилась, не доходя до опушки леса, там, где асфальтовое покрытие тропы заканчивалось и начиналась рыже-коричневая глина, размякшая, разбухшая в бурую грязь, на которой крохотными оконцами блестели лужицы. – Но… Яков, это и в самом деле неприятная история, стыдная.

– Настолько стыдная, что вы готовы рискнуть и не рассказывать? Притом что, возможно, эта информация поможет…

– А возможно, нет, – перебила Алла. – Впрочем, вы правы, я расскажу, мне самой хочется. Может, легче станет? Считайте это исповедью, но… здесь неподходящее место исповедоваться. Идемте.

Озерцо-монетка в окружении подушек-берегов, серая рябь, круги от дождя на воде, космы водорослей, желто-зеленые листья рогоза и дощатый настил. Скрипит, прогибается, скользит, Алла вцепилась в руку, но, упрямая, дошла до самого края и, протянув мне зонтик, присела. Полы модного пальто распластались по грязным доскам, а Алла, протянув руку, коснулась пальцами воды. Сидела она так несколько секунд, поднявшись же, протянула нечто с виду похожее на волосяной ком.

– Водоросли. Здесь их много, летом вода зеленая-зеленая и воняет. Летом здесь некрасиво, а сейчас мне нравится. И ей бы тоже понравилось. Да, Нелли… Нелли-Нелли-Нелличка… меня с Гариком познакомила. Она считала его женихом.

– А он?

– Не знаю… наверное, нет, если поступил так. Знаете, говорят, что это озеро – очень глубокое, что до дна здесь не донырнуть… наверное, хорошо топить.

– Что?

– Что-нибудь, – Алла провела рукой по волосам, стряхивая прозрачные водяные капли. – Например, воспоминания. Берешь воспоминание, привязываешь камень, приходишь сюда и в воду его, вот так… – Она бросила комок водорослей, тот в воде расправился, расползся мятой паутиной. – И нету его… или есть? Все-таки с воспоминаниями так не сделаешь. Жаль.

Порыв ветра ударил в зонт, вырывая из рук, по воде прокатилась мелкая рябь.

– Мы с Нелли познакомились через одну подругу. Все очень просто, большой город, большие планы и маленькие возможности, прежде всего финансовые. Предложение подработать… теперь это назвали бы посредничеством, нормальным процессом купли-продажи, тогда – фарцовкой.

– Нелли ею занималась?

– Гарик. Говорил, что у него сосед часто по загранкам мотается, вот и привозит оттуда разные интересные вещи, к примеру, косметику, или чулочки, блузочки, юбочки… Господи, ведь ерунда-то, теперь такого – завались. Это уже потом дошло, что врал он про соседа, слишком много всего, чтоб один человек мог привезти.

– И вас взяли на торговле?

– Нелли и Гарика, они возвращались… впрочем, не важно, откуда они возвращались, главное, что при них была сумка с тряпьем и баксы. А валюта – статья серьезная. А дальше закрутилось, помню, как сама тряслась, ждала, когда за мной придут, как на улицу выйти боялась, а потом появился Гарик, пьяный вдрабадан, и плакаться начал. Нелли все на себя взяла, самоотверженная дура. Сказала, что и сумка ее, и валюта, и вообще Гарика она по дороге встретила.

– Тот не возражал?

– Кто бы ему дал? Папочка небось постарался, чтоб до сыночка дошла правда жизни, старый паук… вежливый такой, сидит, сигареты смолит, улыбается… я его боялась до обморока.

Алла поежилась, обняла себя за плечи. В наплывающих сумерках, на фоне свинцово-водяной пленки и черной полосы леса на другом берегу ее фигура выделялась светлым пятном, и уже не ткань плаща, промокшая, пошедшая пятнами и потеками, но и лицо, и волосы, и сведенные холодом руки казались мраморно-белыми.

– Нелли для любимого на все готова была, даже в тюрьму пойти. И пошла. А я осталась, и Гарик остался… Громов-старший был доволен.

– Они были женаты?

Алла не удивилась, легкое пожатие плечами, шаг к воде – настил опасно качнулся, и по тревожной поверхности озера побежали еще волны.

– Нет, не были. Он обещал ей, но сами понимаете, такие обещания… они изначально бессмысленны. А Нелли всерьез восприняла, потом, наверное, сама себя убедила, что свадьба состоялась, что именно она – Гарикова супруга.

– А почему он женился на вас?

– Не знаю. Со страху, или отец посоветовал, чтобы я молчала, я ведь знала правду и могла бы испортить карьеру. Или потому, что не хотел жениться на Дусе. Его отец почему-то очень настаивал на этом браке, а Гарик… вы же видели Дусю, за прошедшие годы она нисколько не переменилась. Так что… вот такая история. Кстати, опережая вопрос. Да, с Нелли я встречалась, потом, после ее отсидки, неоднократно. Я ее нашла, настояла на лечении и его же оплатила, и я ее хоронила.

– И за могилой тоже ухаживаете вы?

– Я.

– Тайно?

– Нет, не тайно, но… мне стыдно появляться там. Она ведь по-настоящему любила этого паршивца, а я просто сделала хорошую партию, воспользовалась случаем. Яков, я понимаю, что все это мерзко, грязно и подозрительно, но Нелли к смерти Гарика отношения не имеет, разве что его совесть заела… Нелли – это память… символ.

– Что? – догадка, осенившая меня, нелепа и неожиданна, но она имела право на жизнь и, кажется, многое объясняла.

– Символ, – послушно повторила Алла. – Скелет в шкафу, чтобы не только знать, что он там есть, но и видеть.

В небе громыхнуло. Пора возвращаться. Пора звонить Ленчику. Кажется, эта история еще более закручена, чем думалось вначале.

И вправду ли накликал беду бубен, либо же дикий сын степей, взявший его в руки, просто не знал, как иным способом сказать о своем предчувствии, порожденном прикосновеньем не по сезону сухого ветра, шелестом степных трав, волны которых он гнал к кроваво-предзакатному небу, и обкушенной с одного краю луной. Не то чтобы Вадим верил в предчувствия, скорее не пытался отрицать их столь яростно, как иное, услышанное вечером, и сам же, выбравшись из юрты, долго стоял, пялился на луну, вдыхая чистый воздух и отмахиваясь от ставшего уже нудным бумканья. Не думал он о брошенном вскользь предсказании, но утром, когда случилось-таки злое, вспоминал, выискивал в памяти приметы и клял себя за невнимательность.