Пабло де Сантис - Язык ада

– Я ничего ему не обещала.

– Он тебе лжет.

– Нет. Он солгал мне всего один раз и никогда больше этого не сделает. Прошло уже десять лет. Он уговорил меня остаться с ним.

Позже, намного позже я нашел ответ, которого она не просила.

– Потом он оставил меня одну в незнакомом городе. Он не осмелился вернуться ко мне.

– Это причина, чтобы его ненавидеть, а не идти к нему в номер.

– Мы с Наумом говорим на одном языке. И существует еще одна вещь, которую никто больше не сможет понять.

Анна поцеловала меня в щеку.

– Завтра не уезжай, не попрощавшись со мной, – попросила она и вошла в номер 340. Номер Наума.

Я ел в одиночестве, размышляя о будущей книге «Язык Ахерона», которую Анна с Наумом напишут вместе.

Книга расскажет о происхождении мифа, о тех следах, которые он оставил в культуре на протяжении веков; в последней части книги будут описаны события, произошедшие в далекой южной деревне, в недостроенном наполовину отеле. В книге будет даже намек, в неожиданном автобиографическом излиянии, что в эти тяжелые дни авторы пережили возрождение старого романа и как бы вернулись в молодость.

Авторы напомнят о мучениках, павших во имя языка, но не коснутся недоразумений. Книга закончится списком тех, кому авторы выражают благодарность, и среди них будет и мое имя.

Химена вошла в отель без камеры, без блокнота и без диктофона.

– Мне позвонили с радио и сказали, что завтра вы уезжаете. Я пришла попрощаться.

Она не уточнила, пришла она попрощаться только со мной или со всеми. Несмотря на холод, я пригласил ее прогуляться. Мы говорили о ее будущем, я дал ей советы по вопросам, которых она совершенно не знала, а потом привел ее к себе в номер. Чтобы бежать от боли, я выбрал ложь.

Когда я проснулся, я был один. Химена не оставила даже записки. Она должна была уйти пораньше, чтобы ее никто не увидел. Через окно мне удалось рассмотреть первую группу, которая рассаживалась в микроавтобусе. Мне захотелось попрощаться с Васкесом; я делал ему знаки из окна, но он меня не видел.

Я спокойно собирал вещи. Время у меня было.

Когда я спустился к завтраку, Кун мне сказал:

– Ты вечно опаздываешь. Но все равно ты получишь сувенир из Порто-Сфинкса.

Он передал мне керамический маяк, который я спрятал в карман куртки. Я решил избавиться от него при первой же подходящей возможности. Я должен был сделать это немедленно – к вещам привыкаешь быстро, буквально за пару часов.

– Ты уже собрался? Вы выезжаете через полчаса.

– А ты что, не поедешь с нами?

– Я останусь еще на несколько дней. Нужно выполнить кое-какие формальности.

Он не сказал, какие именно формальности. Но я и так догадался.

Анна спустилась с сумкой. Она была очень бледной. У нее был такой вид, как будто она не спала несколько суток. Она прошла рядом со мной, но не поздоровалась, а сразу вступила в разговор, как бы продолжая недавно прерванную беседу.

– И кто-нибудь слышал этот язык из мечты?

– Спроси об этом Наума, – сказал я, не глядя на нее.

Я не хотел ничего больше знать ни о языке Ахерона, ни о Науме, ни даже об Анне.

– А если кто-нибудь услышит запись во сне? Если кто-то спящий ответит на эту запись?

Я вспомнил небольшой диктофон и голос Рины, которая говорила, как сомнамбула. Я представил себе сцену, ясную, как галлюцинация: Анна просыпается посреди ночи, чтобы вспомнить другую историю, ту, которую моя ревность не могла даже представить. Я спросил ее почему, она ничего не сказала и своим молчанием как бы дала мне право строить догадки. Это все из-за нас, подумал я.

Она разбудила мою зависть, мою ревность, мое пресыщение.

– Где он?

Анна покачала головой. Я спросил у консьержа; он видел, как Наум выходил из отеля.

Я бежал по покрывалу из мертвых водорослей. Я смотрел по сторонам – направо, налево. Вдали я заметил мужчину. Подбежал к нему, но это был не Наум.

Я побежал к маяку. Меня бил озноб, и я знал этот холод – это был сигнал, который я не хотел понимать. Язык Ахерона продолжал говорить. Язык Ахерона продолжал свое повествование. Он рассказывал ту единственную историю, которую мог рассказать.

Я открыл дверь маяка и почувствовал сильную влажность, запах веревок и парусины, разлагавшихся в закрытом помещении. Прошло несколько секунд, и я подумал, что я здесь один. К моим ногам упала монета, и я посмотрел вверх.

Наум висел тремя метрами выше, на потрепанной веревке. Единственный возможный перевод был закончен.

Вилла Хесель, январь 1997

Буэнос-Айрес, август 1997

Каблиц – российский психиатр и невропатолог, труды которого были запрещены в СССР. – Здесь и далее примеч. пер.

Нострадамус (1503–1566) – французский астролог и врач.

А. Кардек (1804–1869) – основатель французской школы спиритизма.

Джон Ди (1527–1608) – английский алхимик.

В испанском языке буквы «В» и «V» звучат одинаково.

никогда не виденное (фр.)

ЭВМ первого поколения работали на электронных лампах.

Гримес – английский инженер, один из создателей дешифровалыюй машины.

Курикулум – резюме с подробным описанием всех ваших данных о возрасте, образовании, профессиях, которыми вы владеете, семейном положении и опыте работы с ссылками на предшествующих работодателей.

У. Драго – вымышленная личность, якобы описавшая Вавилонское столпотворение.

Ломброзо (1835–1909) – итальянский врач и криминалист.

Ф. Ницше (1844–1900) – немецкий философ.

Ф. де Соссюр – швейцарский литератор и лингвист (1857–1913)

Бартлеби – герой повести Г. Мелвика «Писец Бартлеби» (1853).

Немая книга» (Liber Motus) – трактат по алхимии, изданный во Франции в 1677 г., авторство которого приписывают мифической личности по имени Альтус.

Непереводимая игра звуков, образующих слово, смысл которого читатель поймет, если не отбросит книгу прямо сейчас.

Шарко – французский врач (1825–1893), основатель одной из школ невропатологии; к числу его учеников относят Фрейда.

Афазия – потеря речи в результате черепно-мозговой травмы.

Перевод М. Лозинского.

терять (um.).

Ла Плата – река, образованная слиянием рек Парана и Уругвай; естественная граница между Аргентиной и Уругваем. Впадает в одноименный залив Атлантического океана.