Алексей Хапров - Наследник

Единственной моей отдушиной были студенты-африканцы, в гости к которым я время от времени приезжал. Там меня воспринимали своим. Там я чувствовал себя в своей тарелке. Но гостить у них каждый день я, конечно, не мог. Ведь у них была своя жизнь, свои интересы, свои заботы. И я это, конечно, понимал.

Чувствовал ли я одиночество? Конечно, чувствовал. И очень сильно чувствовал. Бывали моменты, когда я прятался где-нибудь в доме, чтобы просто выплакаться. Но я никогда никому не показывал, что мне плохо. Я не хотел, чтобы меня уличили в слабости.

Чтобы хоть как-то заглушить разъедавшую меня грусть, я придумывал себе всяческие развлечения. Я воображал себя то разведчиком, тайком следя за всем, что происходит в доме, то суперменом, рассекая по улицам на скутере, то еще кем. А то и попросту кого-нибудь "донимал". Так, от скуки, ради прикола. То Катерину, то одну вредную бабку с соседней улицы, то тебя (помнишь, как я швырял в тебя арахис?). Но это были игры с самим собой. Они бодрили ненадолго. Мне так хотелось, чтобы рядом со мной был кто-то еще, кто относился бы ко мне по-человечески.

А по-человечески ко мне относился только Карпычев, которого, ввиду его вечной занятости, я видел нечасто. Он был единственным, от кого я чувствовал поддержку. Но, несмотря на то, что он являлся моим приемным отцом, и я называл его папой, таковым его я все равно не воспринимал. Он был для меня просто как воспитатель.

Сейчас я признаюсь тебе в том, в чем никогда никому не признавался. Я его ненавидел. Да-да, дядь Жень, это действительно так. Временами я пылал по отношению к нему лютой злобой. Ты спросишь, почему? А потому, что не верил в его искренность. Мне казалось, что все свое внимание он на самом деле адресует не мне, а своему погибшему сыну Артему. Я ему его чем-то напоминал. Он даже иногда называл меня его именем: Артем, а не Радик. Знаешь, как меня это угнетало! Знаешь, как тяжело сознавать, что в тебе видят не тебя, а совершенно другого человека!

А тут еще в школе не переставали подливать масло в огонь. Наша училка по русскому языку и литературе, которая ненавидела меня больше всех (почему — не знаю; может, потому, что ее сын — полный дебил), возьми да ляпни при всех на уроке: "Я очень сочувствую приемным детям. У них всегда бывает тяжелая судьба. Их усыновляют, держат какое-то время при себе, а после выкидывают, как надоевшую игрушку. Чужой ребенок — это ведь не родной. Сегодня он живет в звездной семье, снимается в кино, считается знаменитостью. А потом его выгоняют, он превращается в бомжа, и ковыряется в помойках в поисках пропитания".

Класс взорвался от хохота. Все, как по команде, обернулись на меня. Я вскипел, сказал ей пару крепких фраз. Меня выгнали в коридор, поставили "неуд" по поведению. И с той минуты во мне, точно заноза, крепко засела мысль: а что, если все действительно будет именно так?

Вскоре после этого, во время одной из своих домашних игр в разведчика, я тайком подслушал разговор мачехи и ее брата. От того, что я услышал, мне стало не по себе. Они собирались убить моего приемного отца.

— Мы можем получить либо все, либо ничего, — говорила Катерина. — Третьего не дано.

— Тогда придется убирать и пацана, — заметил Баруздин. — Ведь ему, как сыну, полагается половина.

— Уберем. Но не сейчас. До совершеннолетия ему все равно ничего не видать. А к этому времени что-нибудь придумаем.

Когда я вернулся в свою комнату, я был ни жив, ни мертв. Меня трясло. Я от испуга запер дверь, и принялся дожидаться возвращения Карпычева, чтобы все ему рассказать. Но затем мне в голову пришла одна шальная идея. А если им не мешать? Если дать им возможность осуществить задуманное, а спустя некоторое время убить их самих? Тогда все состояние моего приемного отца достанется одному мне. Я стану миллионером. Я обеспечу себя на всю оставшуюся жизнь. И мне не нужно будет бояться, что меня выгонят и оставят без копейки в кармане.

Я приободрился. Судьба давала мне шанс. Упустить его казалось мне непростительным. И я решил вступить в эту опасную и рискованную игру. Это была самая интересная, самая захватывающая из всех моих игр, в которой напряжение, азарт, острота ощущений присутствовали по-настоящему, а не понарошку. Знать бы мне тогда, какой она будет иметь финал!

Когда Карпычев вернулся домой, я ему ничего не сказал. Все последующие дни я держал себя так, как будто ничего не случилось.

Сохранять спокойствие мне помогала уверенность в своих силах. Я не сомневался, что все будет по-моему. Основания для такой уверенности были спрятаны за решеткой вентиляционного окошка моей комнаты. Того самого, что располагается над шифоньером, под самым потолком. Я устроил там тайник, и хранил в нем коробочку с ядом, с помощью которого в нужный момент собирался разделаться со своей мачехой.

Ты спросишь, откуда у меня взялся яд? Достать его мне помог один из тех самых студентов-африканцев. Я не буду его называть. Я не хочу вмешивать его в эту историю. Он хороший парень. Но ему в тот момент очень требовались деньги.

— Возьми этот контейнер, — сказал он, протягивая мне маленькую коробочку, когда мы встретились в условленном месте. — Только обращайся с ним осторожно. В нем… (тут он произнес какое-то название на букву "Д", но я его не запомнил). Это очень сильный яд. Если хоть одна его капля попадет в кровь — человеку конец. Он очень быстро разлагается, и не оставляет никаких следов. Вскрытие покажет обычную сердечную недостаточность. Я не спрашиваю, зачем он тебе нужен. Но понимаю, что ты собираешься кого-то убить. Поэтому в цену товара, помимо денег, входит еще и одно условие. Ты должен навсегда покинуть нашу компанию. Я не хочу, чтобы, в случае чего, ты потянул нас за собой.

Как мне было ни горько, но я согласно кивнул головой. С тех пор этих ребят я больше не видел.

Яд я испробовал в тот же день. Я "угостил" им опостылевшую мне своим тявканьем мачехину болонку. Результат тебе известен. В доме стало заметно тише.

Кто, когда, каким образом, и при каких обстоятельствах должен был убить моего приемного отца, выяснить загодя мне не удалось. Катерина и Баруздин в доме это не обсуждали. И сколько я ни подслушивал, я так ничего и не узнал. Мне оставалось только ждать. И вот день "Икс" наступил.

Начинался он хорошо. Мы съездили с тобой в парк, посидели в кафе, сходили в кино, поиграли в хоккей. Мне было с тобой весело и интересно. Но когда Карпычев зашел в твою комнату и распорядился, чтобы ты отвез их с "дедом" к Голосовому оврагу, мое настроение резко испортилось. Я сразу почуял, что это неспроста.

Когда вы обувались в холле, я стоял на лестнице и не сводил глаз со своего "папки". У меня щемило сердце. Я чувствовал, что вижу его в последний раз.