Алексей Хапров - Сын Духа Святого

— Не расскажу я ничего! Ни им, ни тебе, ни кому другому! Отстаньте вы все от меня! — вскричал Славик, и на его глазах выступили слезы.

Он зашморгал носом и снова бухнулся на кровать. Повернувшись к стене, он уткнулся в подушку. У меня защемило сердце. Вот таким же, наверное, он был и тогда, в прошлый раз. Хотя, в прошлый раз он, скорее всего, чувствовал себя еще тяжелее. Ведь Гребенюк и Андреев были для него никто, а меня он все-таки считал своим другом. Оттого и боль его была сильнее.

Я хорошо понимал Славика. Ему было стыдно, что с ним проделали такое, а он не смог себя защитить. Он боялся, что если об этом все узнают, то над ним начнут насмехаться. Поэтому он и предпочел сохранить свою боль в себе. Не нужно у него ничего выпытывать. Ему сейчас очень тяжело. Пусть думает, что я ни о чем не знаю. Может, от этого ему будет легче.

Что такое дружба? В чем ее ценность и значение? Здесь тяжело дать какое-то точное, однозначное определение. Ведь дружба бывает разная. Она может происходить в работе и учебе, в труде и отдыхе, в радости и горе, и так далее. Но есть одна черта, которая делает дружбу именно дружбой, а не простым знакомством или приятельством. Это бескорыстность. Дружба не может быть по расчету. Тогда это будет уже не дружба. Она может быть только искренней. Ведь что такое друг? Это человек, к которому ты всегда можешь обратиться за помощью и поддержкой. И при этом не важно, какое положение он занимает в обществе, соответствует ли его социальный уровень твоему. Он твой друг, и этим все сказано. Настоящий друг принимает тебя таким, какой ты есть, со всеми твоими слабостями и недостатками, независимо от того, где ты находишься, на троне или в тюрьме. Друзья всегда равны. Именно поэтому настоящими друзьями чаще всего становятся те, кто познакомился друг с другом еще в детстве. Настоящая дружба незыблема. Ей не страшны никакие катаклизмы. Ей присущи постоянство и верность. Если человек считает тебя своим другом — это нужно ценить. Ведь быть одному трудно. Если у человека нет друзей — он слаб и беззащитен, и является идеальной мишенью для нападения, преследующего какие-либо корыстные интересы.

И тут у меня мелькнула мысль: а не перейти ли мне в другую школу вместе со Славиком? Что это даст? Здесь были как свои плюсы, так и свои минусы. Плюс заключался в том, что, продолжая учиться вместе, мы сохраним и упрочим нашу дружбу. Минус — я потеряю осведомленность, что произойдет завтра, послезавтра, через неделю, через месяц. Ведь школа будет новая, люди — новые, и жизнь, соответственно, тоже новая. Когда имеешь представление, что когда случится, что когда произойдет, кто что скажет, кто что сделает, жить, конечно, легче. Легче в том смысле, что имеешь возможность уберечь себя от неправильных шагов. Это как повторный просмотр какого-нибудь кинофильма. Но когда смотришь фильм не в первый раз, как-то уже не чувствуешь сопричастности с тем, что происходит на экране, ибо все перипетии сюжета тебе известны. Пропадает самое главное — интерес. А интерес есть еще один плюс, который вкупе с первым плюсом перевешивает все только что обозначенные минусы. С переходом в другую школу мне предстоит не просто переживать время заново, а вести совершенно новую, абсолютно другую жизнь, не зная, что ждет меня впереди, то-есть, имея перед собой полную неизвестность.

В комнату заглянула Агафья Тихоновна.

— Ну, что вы тут делаете? — спросила она.

Увидев Славика, отвернувшимся к стене, она вопросительно посмотрела на меня.

— Мы со Славиком решили вместе перейти в другую школу, — сказал я ей.

Бабушка вздохнула и закрыла дверь.

В тот же вечер у меня состоялся долгий и трудный разговор с матерью. Поначалу мою просьбу она и слышать не хотела.

— Выкинь свою дурь из головы, — восклицала она. — Тоже удумал. Переходить в разгар учебного года. Какой в этом смысл? В этой школе ты всех давно знаешь, и тебя все знают. А в новой придется заново со всеми знакомиться. Ты уверен, что там тебе будет лучше?

Но я не отставал.

— Мама, — сказал я, — ты как-то говорила, что я изменился.

— Изменился, — подтвердила она, — и очень изменился. Я просто на тебя не нарадуюсь.

— Вот если ты хочешь и дальше на меня радоваться, сделай, пожалуйста, то, о чем я тебя прошу. Пойми, так надо. Уверяю тебя, мой переход пойдет мне только на пользу.

Мать вздохнула и покачала головой.

— Ну, если ты в этом так убежден, ладно, — наконец сдалась она.

Главным неудобством школы, в которую мы перешли вместе со Славиком, являлось то, что она располагалась в другом микрорайоне. Если до прежней школы я доходил за десять минут, то путь до новой занимал аж целых полчаса. Выходить из дома приходилось раньше. Просыпаться, соответственно, тоже.

Благодаря совместному переходу, мы со Славиком избежали так называемого "комплекса новичка". То-есть, ощущения робости, неуверенности, чувства одиночества, которые всегда возникают, когда оказываешься в обществе незнакомых тебе людей. Нас зачислили в один класс, мы сели за одну парту, так что ни о каком одиночестве не могло быть и речи.

С новыми одноклассниками мы познакомились довольно быстро. В абсолютном своем большинстве они оказались неплохими ребятами, общаться с которыми было приятно и интересно. Конечно, среди них попадались и не очень приятные субъекты, но таких мы старались игнорировать.

Новизна обстановки значительно прибавила мне интереса к жизни. Временами мне даже начинало казаться, что я живу впервые, и что никакой прошлой жизни у меня не было. И это несмотря на то, что все атрибуты времени, в котором я жил, вроде бы не должны были этому способствовать. Например, мобильные телефоны и компьютеры. Не заметить их отсутствие было невозможно, ведь в начале двухтысячных они стали обыденным явлением, а здесь мало кто представлял, что это вообще такое. То же самое с видеомагнитофонами и DVD-проигрывателями. Не было обилия телеканалов. На советском телевидении работали всего две программы, которые назывались очень просто: первая и вторая. Смотреть по ним, как правило, было нечего. Хорошие кинофильмы и развлекательные передачи показывались нечасто. Но меня совершенно не тяготило это различие в уровнях научно-технического прогресса. Почему? Попробую объяснить. Я прожил почти пятьдесят лет, и за все это время практически не знал хороших, взаимоуважительных отношений с другими людьми. Я постоянно мучился от одиночества. В школе я был изгоем, в армии тоже. В институте на первых порах вроде все шло нормально, но затем снова повторилась та же история. В совхозе, куда меня затем распределили, я также не прижился. О тюрьме и говорить нечего. А после тюрьмы о каком-то дружеском участии по отношению к себе нечего было даже мечтать. И вот, научившись со второй попытки ценить дружбу, ладить с теми, кто меня окружал, я наконец почувствовал, что такое нормальные человеческие отношения, и имея их, стал получать от жизни такое удовольствие, которое затмило всю эту разницу между временем, откуда я переместился, и временем, в котором я оказался.