Алексей Хапров - Сын Духа Святого

Я никогда не интересовался хоккеем, никогда не был отъявленным болельщиком. Но не знать результата той игры в те дни было нельзя. О нем говорила вся страна. Его обсуждали везде: по радио, по телевидению, в транспорте, в очередях, на работе, в школе. Наши хоккеисты разгромили канадских профессионалов на их же площадке со счетом 6:0. Такого не ожидал никто. Естественно, это врезалось в мою память.

— А что там смотреть? — скептически усмехнулся другой, которого все называли Иваныч. — Проиграют.

— Я тоже так думаю, — согласился Михаил Степанович. — Первую игру слили вчистую. Вторую канадцы нам специально дали выиграть. У них же хоккей — это бизнес. Чем больше матчей — тем больше они заработают. Вот они и проиграли, чтобы устроить третью игру. А завтра нам ничего не светит. Раскатают нас в одну калитку.

— А вот и не раскатают, — заявил я.

Михаил Степанович улыбнулся и посмотрел на меня.

— Хвалю за патриотизм. Но результат будет определять, увы, не он.

— На что спорим, что наши завтра разгромят канадцев? — спросил я.

— Разгромят?! — засмеялся Михаил Степанович. — Не просто выиграют, а именно разгромят?

Все остальные тоже засмеялись.

— Слушай, парень, ты вообще когда-нибудь хоккей смотрел? — спросил меня Иваныч. — Ты, вообще, знаешь, что это такое? Ты видел, какие у канадцев игроки? Босси, Жиль, Тротье, Робинсон, Драйден. Это же звезды!

— Наши Михайлов, Петров, Харламов, Мальцев, Якушев, Третьяк ничуть не хуже, — заявил я.

— Ха-ха-ха! — раздалось в ответ.

Меня не обидел их смех. Я ведь точно знал, что завтра, после того, как закончится телевизионная трансляция, их лица вытянутся от изумления.

— На что спорим, что завтра наши обыграют канадцев 6:0? — снова спросил я.

— А почему не 10:0, или не 20:0? — продолжал веселиться Михаил Степанович.

— А потому, что счет будет именно 6:0, - ответил я. — Так как, спорим?

— Спорим, — согласился Михаил Степанович.

— Если я не угадаю, я согласен целый месяц бесплатно мыть Вашу "Волгу", — предложил я.

— А если угадаешь, я должен буду мыть твой велосипед? Ха-ха-ха!

— Нет, — сказал я. — Если я угадаю, Вы устроите мою мать к себе на завод на хорошую работу.

— Договорились, — кивнул головой Михаил Степанович.

Мы помылись в душе, переоделись, и пошли по домам. Мои дворовые приятели всю дорогу потешались надо мной и крутили пальцем у виска.

— Ну, ты и дурак!

Я улыбался и отмалчивался.

Через день, когда я снова появился в манеже, все смотрели на меня ошарашенными глазами.

— А вот и мальчик-пророк! — поприветствовал меня Михаил Степанович. — Как тебе удалось это угадать?

— Приснилось, — уклончиво ответил я.

— Слушай, а тебе часом не приснилось, какие номера выпадут в ближайшем тираже "Спортлото"? — спросил Иваныч.

Все засмеялись.

— Ладно, признаю свое поражение, — пожал мне руку Михаил Степанович. — Пусть твоя мать завтра подойдет ко мне на завод.

Домой я влетел, как на крыльях.

— Мама! — позвал я, едва переступив порог.

— Что? — раздался из кухни ее голос.

— Я нашел тебе хорошую работу.

И я подробно рассказал ей о своем пари с главным инженером радиозавода. Мать всплеснула руками.

— Как тебе только не стыдно?

— А почему мне должно быть стыдно? — возразил я. — Если бы я проиграл, я бы целый месяц мыл его машину.

Михаил Степанович сдержал свое обещание. Он устроил мою мать радиомонтажницей в сборочный цех с очень высокой по тем временам зарплатой — 250 рублей. Мать была счастлива. Я тоже был рад. Но…

Однажды вечером мать пришла с работы угрюмая и подавленная. Увидев ее в таком состоянии, я похолодел.

— Меня выгнали с завода, — сообщила мать, не дожидаясь моего вопроса, и заплакала.

Я оторопел. Неужели пророчество сына Святого Духа все же сбылось?

— Как? За что?

Выяснилось, что мать неправильно запаяла контакты в каком-то приборе. ОТК его пропустил, и прибор попал на авиазавод, где был вмонтирован в самолет. Самолет потерпел крушение. Расследование установило, что причиной катастрофы стал этот самый злополучный прибор. Естественно, виновной объявили мою мать. Она была в шоке.

— Я все делала так, как показывала мне мастер, — говорила она. — Она сказала, что к чему припаять, я и припаяла. Почему вину свалили на меня, а не на нее? Я знаю, она специально это сделала. Она на это место какую-то свою знакомую устроить хотела. А твой главный инженер меня привел. Вот она таким образом от меня и избавилась. И зачем я только ушла с базы? Работала бы там спокойно, и горя не знала. А теперь куда меня возьмут с такой записью в трудовой книжке?

Я тяжело вздохнул. Эх, мама, мама! Знала бы ты, чем бы закончилась твоя работа на базе, останься ты там. Впрочем, с радиозаводом получилось не лучше. Видать, и впрямь от судьбы не уйдешь.

"Что бы ты ни делал, что бы ты ни пытался предпринять, ты не сможешь изменить судьбу других людей. Кому суждено быть обманутым, тот будет обманут".

Для нас, как и в прошлый раз, наступили тяжелые времена. Мать пыталась устроиться на другую работу, но ее никуда не брали. Каждое утро она уходила из дома, и целый день обивала пороги заводов, фабрик, контор, трестов, баз, магазинов. Перед тем, как уйти, она неизменно ободряюще мне говорила.

— Не переживай, сынок. Сегодня я обязательно куда-нибудь устроюсь. Вот увидишь. Я это чувствую.

Но когда вечером она возвращалась, я, глядя на нее, ни о чем ее не спрашивал. Все было и так ясно. Бледная, осунувшаяся, с предательской краснотой в глазах, она пыталась выглядеть веселой. Но невооруженным глазом было заметно, какая неимоверная тяжесть лежит на ее душе. Статья увольнения, указанная в ее трудовой книжке, была сродни волчьему билету. От нее все шарахались.

Те небольшие сбережения, которые были у матери на книжке, быстро иссякли. Мы жили в полной нищете. Мы экономили каждую копейку, тратя деньги только на самое необходимое. Питание стало более, чем скудным — хлеб, каша, картошка. Никакого мяса, никакой колбасы, никаких сладостей. Мать украдкой плакала по ночам. Слыша ее всхлипывания, у меня на глазах тоже наворачивались слезы.

Но, в отличие от прошлой жизни, я не наблюдал безучастно, как моя мать выматывается из сил. Я не обрушивался на нее с упреками и обвинениями, как тогда. Я изо всех сил старался ей помочь. Но чем может помочь шестнадцатилетний подросток? Я хорошо учился, чем, конечно, радовал ее. По вечерам я разгружал вагоны на товарной станции, не гнушался собирать пустые бутылки на улице. Деньги это приносило, конечно, небольшие. Но они все равно хоть как-то облегчали наше положение.

К моим стараниям заработать что-то для семьи относились с пониманием не все. Некоторые мои знакомые, например, бывший одноклассник Андреев, с которым мы жили в одном доме, та же Сорокина, откровенно надо мной смеялись, презрительно отворачивались, плевались вслед, обзывали "побирушкой". Воспринимать все это было тяжело и обидно. Но я не вступал ни с кем в перепалку. Я молчал и терпел. Я знал, что эти трудности — временные, и что дальше у нас все будет хорошо. И это добавляло мне сил.