Алексей Хапров - Черная повесть

— Хочу посмотреть, что впереди, и насколько мы уже продвинулись, — объяснил я.

— Дима, не надо, — заволновалась Патрушева. — Ты разобьешься.

— Не разобьюсь. Все будет нормально, — упрямо ответил я, хотя, признаться, не был в этом уверен до конца.

Я явственно ощущал свою неподготовленность к подобным восхождениям. Слишком уж давно я не лазил по деревьям. Меня постоянно одолевали сомнения, туда ли я положил руку, правильно ли оперся ногой. Порой, я откровенно не знал, что делать дальше. Но лезть было надо. Взвалить эту миссию было больше не на кого. Не желая ударить перед своей спутницей в грязь лицом, я изо всех сил старался, чтобы мои движения выглядели спокойными, ловкими и уверенными. Но, судя по ее периодическим восклицаниям, получалось это малоубедительно.

— Осторожнее! Осторожнее!

Подниматься было настолько нелегко, что несколько раз я был на грани того, чтобы плюнуть на свое намерение и спуститься обратно вниз. Но мое самолюбие, мое тщеславие не давали мне перейти эту грань. Крепко стиснув зубы, стараясь не смотреть на землю, я продолжал медленно, но верно взбираться к вершине. Вот я уже поравнялся с макушками менее высоких деревьев. Вот моему взору предстал их неровный зеленый ковер. Опустив глаза, я почувствовал, как у меня начинает кружиться голова, и я еще крепче уцепился за ветки. Но то, что я увидел впереди, тут же придало мне дополнительные силы. У меня от радости перехватило дыхание. Вдали отчетливо различались дома, дороги, столбы линий электропередачи. Это означало, что мы на правильном пути, и что конец наших мучений уже близок. Кроме этого, я заметил невдалеке шедшую поперек просеку, в которой от чего-то отражалось солнце.

"Река!", — догадался я.

Охваченный воодушевлением, я принялся быстро спускаться, чтобы поскорее порадовать Юлю этим известием.

Спешка всегда вредит осторожности. Это давно замечено. Мой случай оказался не исключением. Нетвердо упертая нога соскользнула со ствола, и я полетел вниз. Падая, я инстинктивно растопырил руки, пытаясь за что-то ухватиться, и наткнулся на толстую ветку. Раздался зловещий хруст, и правый локоть пронзила острая, резкая боль. Сосновые иголки больно расцарапали мне кожу. Земля становилась все ближе. Вот она уже совсем рядом. Я зажмурился. В пятки сильно ударило. Не устояв на ногах, я повалился набок.

— Дима! — раздался испуганный возглас Патрушевой. Она стремительно подбежала ко мне.

— Димочка, ты сильно ушибся?

— Все нормально, — прохрипел я, хотя это было, конечно, неправдой.

— Я же говорила тебе, не лезь! Я же говорила, что это опасно! Почему ты меня не послушал?

Она прижала меня к себе. Я не сопротивлялся.

— Если бы я тебя послушал, мы бы не узнали, что впереди — река, и что поселок, в который мы направляемся, уже совсем рядом, — через силу, сквозь зубы процедил я, ибо боль в руке становилась невыносимой.

Но Юля пропустила эти слова мимо ушей. Она с беспокойством посмотрела на меня, и, поняв, что мое "все нормально" не более как вранье, спросила:

— Где болит?

Отпираться было бессмысленно, и я указал глазами на правый локоть.

— А ну-ка, согни руку.

Я попробовал это сделать, но тут же охнул от нового приступа боли.

— Ну вот, а говоришь, что все хорошо. Зачем ты меня обманываешь? — укоризненно проговорила моя спутница, и осторожно дотронулась до ушибленного места. Я резко отдернулся.

— Больно!

— Перелом, — уверенно заключила Патрушева. — Тебя нужно срочно перевязать.

Она бросилась к своему рюкзаку и достала оттуда бинт.

— Ты не волнуйся, я умею. Нас учили это делать на курсах оказания первой медицинской помощи. Я наложу тебе шину и обмотаю бинтом.

— Шину? — недоуменно переспросил я, ибо у меня тут же возникли ассоциации с автомобилем. — Но где ты ее здесь возьмешь?

Юля удивленно посмотрела на меня и улыбнулась, поняв ход моих мыслей.

— Да нет, — сказала она. — Я имею в виду медицинскую шину, которую всегда накладывают при переломах для фиксации. Сделать ее нетрудно. Здесь просто нужна ветка с крепким приростком.

Она взяла топор, приблизилась к злополучной сосне, и стала рубить одну из нижних ветвей, в шутку приговаривая:

— Вот тебе! Вот тебе за Лю Ку Тана.

При каждом ее взмахе я вздрагивал. Было очевидно, что Юля этот инструмент держала в руках впервые. Ее движения были неуверенны и неуклюжи.

— Осторожно! Осторожно! — молил я, опасаясь, что моя спутница ненароком промахнется. Но Патрушева с задачей справилась. Ветка в конце-концов рухнула на землю. Обрубив на ней все лишнее, Юля приложила ее к моей согнутой руке, тщательно обмотала бинтом, затем смастерила фиксирующую повязку, накинула ее мне на шею, и помогла просунуть сквозь нее руку.

— Я, прямо, как раненый боец, — мрачно пошутил я. — И сколько мне так придется ходить?

— Пока не доберемся до больницы, — ответила Патрушева. — Там тебе сделают рентген, и, если перелом подтвердится, наложат гипс.

— А в гипсе сколько?

— Точно не помню, но, по-моему, месяц или два.

Я огорченно крякнул, досадуя от свалившейся на меня напасти. Юля помогла мне накинуть на себя куртку, и мы отправились дальше.

Патрушева по дороге несколько раз настойчиво пыталась отобрать у меня рюкзак, который я нес в здоровой руке, но я не позволил ей этого сделать, полагая, что тащить такой внушительный груз для хрупкой молодой девушки будет уже слишком.

— Я сам понесу. Мне не тяжело, — отмахивался я.

— Нет, тебе тяжело, — не отставала Юля. — Я же вижу. К тому же тебе неудобно,

— Все мне удобно. Успокойся.

— Давай, я сказала, сюда!

— Не дам! Что я, совсем калека, что ли?

Вокруг стояла тишина. Но нас все равно не покидало чувство опасности. Мы постоянно оглядывались по сторонам и испуганно вздрагивали от каждого мало-мальски подозрительного шума.

Облегчение мы испытали только тогда, когда, наконец, вышли из таежной чащобы. Перед нами открылась небольшая поляна. Ее середину прорезАла узкая бурная речка с каменистым дном. Даже на расстоянии было заметно, насколько прозрачна и чиста в ней вода.

Нас обуял дикий восторг.

— Ура-а-а! — хором закричали мы.

Подбежав к краю берега, который оказался обрывистым и крутым, мы сбросили рюкзаки на землю и прыгнули вниз. От воды веяло приятой свежестью. Зачерпывая ее ладонями, мы принялись жадно пить. С каждым новым глотком на душе становилось все легче и легче. Утолив жажду, мы, не помня себя от счастья, стали брызгаться, как маленькие дети, и гоняться друг за другом. Натешившись, мы упали на прибрежный песок, и в приятном изнеможении закрыли глаза.

— Эге-ге-е! — приложив ладони ко рту, зычно прокричал я, выплескивая таким образом всколыхнувшие меня чувства. — Кто нибу-у-удь!