Дик Фрэнсис - Осколки

— Четвертого нападавшего в черной маске просто наняли в помощь трем другим. Не думаю, чтобы он знал, что они ищут.

Но зато знал, подумал я, как изуродовать мне запястья.

— Однако он большой дока по части обезболивающего газа.

— Да кто же он, ради бога? — воскликнул профессор, который, как и суперинтендент, уже не мог сдержать нетерпение. Мне предстояло не самое легкое разоблачение на моем веку. Тем не менее…

— Кто был четвертым, Хикори? — спросил я.

Он стоял на полу на коленях, все еще прижимая к уху марлевый тампон с мазью.

— Почему вы меня об этом спрашиваете? — произнес он, подняв на меня глаза.

— Вы сжимали мне пальцы.

— Ничего я не сжимал.

— Боюсь, сжимали. Вы прижимали мою руку к стене, чтобы было удобней раздробить запястье бейсбольной битой.

— Да вы с ума сошли. Мне-то с какой стати было на вас нападать?

Проницательный вопрос, на который не было простого ответа. Я подозревал, что ответ связан с наличием у меня и отсутствием у него таланта стеклодува. Зависть — сильное чувство, и Хикори, рассудил я, не пришлось долго уламывать, чтобы он выступил против меня.

Но он по-прежнему не хотел признаваться.

— Точно, с ума сошли, — сказал он, поднимаясь на ноги и отворачиваясь, словно искал путь к бегству.

— Бело-зеленые шнурки, — заметил я.

Он замер и повернулся ко мне.

— Вы были в них здесь в день гибели Мартина Стьюкли. И на другой день они были на вас, когда вы украли пленки из его дома, а меня стукнули по голове оранжевым баллоном. Старший сын Мартина Дэниэл видел шнурки.

Хикори сделал пару шагов в мою сторону. Было ясно, что у него сильно болит ухо и что ему изменила выдержка.

— Ишь какой умный, — произнес он. — Запястья мы вам все-таки не сломали, а жаль.

Суперинтендент, который стоял, привалившись спиной к перегородке, выпрямился.

Но Хикори только начал:

— Вы все время выпендривались и снисходительно похлопывали меня по плечу. Ненавижу и вас, и вашу мастерскую. Я прекрасный стеклодув и еще заставлю о себе говорить. — Он вздернул подбородок и презрительно ухмыльнулся. — В один прекрасный день все узнают Джона Хикори, люди станут бить логановское стекло, чтобы освободить место для моего.

Как досадно, подумал я. Он был отнюдь не бездарен, но заносчивость и вера, что он наделен мастерством, которого на самом деле у него не было, задушат и тот небольшой дар, какой у него был.

— А Роза? — спросил я.

— Глупая сука, — ответил он, зажимая ладонью ухо. — Совсем съехала с катушек. Сказала, свяжем тебя. Сказала, будешь играть заложника. И ни слова о том, что прижжет. Чтоб ей гнить в аду!

Я понадеялся, что она будет гнить еще на земле.

— Обещала мне собственную мастерскую, — продолжал Хикори. — Клялась прикрыть вашу лавочку. Черт бы взял ее с ее кретином папашей. — Тут до него начало доходить, что он сам себе роет яму. — Они меня заставили. Это их вина, я тут ни при чем.

Он затравленно посмотрел на наши полные неподдельного внимания лица.

Никто ему не поверил. Именно Хикори обо всем доносил Розе. Он и был их соглядатаем в Бродвее.

— Так где же пленка? — спросил Джордж Лоусон-Янг.

— Не знаю, — ответил Хикори. — Роза сказала, что она должна быть в доме либо Стьюкли, либо Логана, но я отсмотрел бесконечные скачки и съемки про выдувание стекла и готов поклясться — там не было ни одной медицинской пленки.

Я поверил ему. В противном случае, подумал я с горечью, я бы мог избежать пары крепких взбучек, а Пол Педант продолжал бы себе валяться в чужих подъездах.

Подошел санитар и сказал, что Хикори пора везти в больницу на перевязку. Это побудило суперинтендента к действию. Он арестовал Хикори и велел под конвоем препроводить в карету «скорой помощи».

Затем начальство обратилось к доктору Форсу, который все это время молча слушал наш разговор:

— А вы, доктор Форс, не могли бы просветить нас относительно местонахождения видеопленки с записью результатов исследований, украденных у присутствующего здесь профессора?

Форс не ответил.

— Ну же, Адам, скажите. — Профессор, насколько я понял, еще сохранил к доктору остатки дружеской приязни. Форс молча наградил его презрительным взглядом.

Форса тоже взяли под арест и увезли зашивать рану и брать отпечатки пальцев.

Постепенно галерея, демонстрационный зал и мастерская опустели. Мы с профессором отправились в «Вичвудский дракон». В гостиной для постояльцев Бон-Бон и четверо ее детей расселись по росту (справа налево) на узком диване. Мариголд заняла глубокое мягкое кресло, Уэрдингтон устроился на подлокотнике.

Я взял чаю. Как мне сказали, Памела Джейн была в сильном шоке, ей дали таблетку и отправили наверх спать.

Виктор стоял у окна. Я к нему подошел.

— Тетушка Роза сядет надолго? — спросил он, не глядя на меня.

— Очень надолго, — заверил я. — Убийцы полицейских обычно сидят от звонка до звонка.

— Прекрасно, — сказал Виктор. — Может, у нас с мамой появится шанс.

Затем я повел Бон-Бон в вестибюль гостиницы, где попросил ее об одном одолжении. Конечно, согласилась она и засеменила к телефонной будке, а я вернулся в гостиную допить чай. Бон-Бон скоро вернулась и с улыбкой кивнула.

Я размышлял об утреннем происшествии и задавался вопросом, могло ли все пойти по-другому.

С понтией всегда следует обращаться крайне осторожно. В руках же Розы понтия с каплей полужидкой стекломассы на конце превратилась в буквальном смысле в смертельное оружие. Раз уж она, пускай переврав и перепутав все, что можно, охотилась именно за мной, именно я и должен был ее остановить.

Я попытался сделать это с помощью разлетевшейся на осколки фигурки лошади — и не остановил. Осколок сильно ранил любовника Розы, доктора Форса, и лишь подлил масла в огонь ее бешенства. Тогда я подумал, что она остановится, если на время ее ослепить. От этого она сделалась еще злее.

Пол погиб.

Если бы я не пытался ее остановить, если бы сразу ей уступил… Но, размышлял я, пытаясь успокоить себя, как мог я отдать ей пленку, которую она от меня требовала, если не знал наверняка, где эта пленка находится.

Я не щадил усилий, но мои усилия привели к убийству.

Прибыл тот, кого я ждал, и это вернуло меня к действительности.

— Привет, Прайем, — сказал я, когда он быстрым шагом вошел в гостиную. — Молодец, что пришел.

— Прости? — недоуменно произнес он. — Я что-то не понимаю. Позвонила Бон-Бон, сказала, что здесь у нее какой-то тип, который намерен купить скаковых лошадей, и мне надо срочно приехать, если я хочу быть при деле.

— Не совсем так. Это я попросил Бон-Бон позвонить, потому что мне нужно поговорить с тобой о пленке.

— Все о той же видеопленке! — посетовал он. — Я уже говорил тебе, нет у меня никакой пленки.