Дик Фрэнсис - Осколки

— А я знаю, где пленка, — отчетливо произнес Дэниэл.

— Ш-ш-ш, миленький, — одернула его Бон-Бон.

— Но я взаправду знаю, где пленка, — не сдавался Дэниэл.

Я научился воспринимать его слова очень серьезно.

— Где же, Дэниэл? — спросил я, присев перед ним на корточки.

— В папиной машине. В кармашке на спинке папиного сиденья. Я видел ее там вчера, когда мамочка возила нас к тебе в магазин.

Прайем как-то смущенно поежился.

— Зачем ты подменил пленку? — спросил я его.

— Я уже говорил… — начал он.

— Помню, что ты мне говорил, — оборвал я. — Ты мне соврал.

Исключите ложь, сказал мне профессор в Бристоле, и останется правда.

— Зачем ты подменил пленку? — повторил я вопрос.

Он пожал плечами:

— Подумал, что на ней показано, где спрятано античное ожерелье. От кого-то я слышал, что оно стоит несколько миллионов. В тот же день я нашел кассету с пленкой в твоем плаще и решил, что раз Мартин мертв, никто не узнает, что она у меня.

Полуправда и недопонимание привели к гибели человека.

— Я взял другую пленку у Мартина в кабинете, с записью скачек, завернул в ту же бумагу и сунул в карман твоего плаща, — продолжил Прайем. — Вечером я у себя прокрутил кассету и выяснил, что на ней ни слова про ожерелье, а какая-то непонятная муть. Поэтому я оставил ее в машине Мартина, когда на другой день пригнал ее Бон-Бон. — Прайем огляделся: — Никто ведь не пострадал. И пленка опять у тебя.

«Никто ведь не пострадал». Господи, как чудовищно он ошибался!

Полиция пустила меня в «Художественное стекло Логана» только через четыре дня. Мариголд не могла дождаться, когда я возобновлю работу над ее призом. Розу, Нормана Оспрея, доктора Форса и Хикори содержали под стражей, а Эдди с его страшными ожогами находился под охраной в больнице. Роза с утра до вечера всех поливала грязью.

Кэтрин, каждый вечер устроившись в моих объятиях, вводила меня в курс последних новостей из полицейского участка. Профессору Джорджу Лоусон-Янгу возвратили обнаруженную в машине Мартина пленку. Доктор Форс кое-что рассказал, но большую часть обвинений отверг. Однако он признался: Мартин Стьюкли не знал о том, что на пленке краденая информация. Больше того, Форс сказал Мартину, что защищает плоды своего собственного исследования от тех, кто пытается их украсть.

Я порадовался, узнав об этом. Но разве я сомневался?

В воскресенье, ровно через неделю после погрома, я снова взялся за изготовление приза. Безотказный Айриш согласился мне помогать, зрителей же на этот раз было ровно один человек. На глазах у Кэтрин я опять подготовил инструменты и разоблачился до рабочей майки.

Я наступил на педаль, открыл заслонку, и помещение залило жаром. Кэтрин сняла пальто.

— Повесь ко мне в шкафчик, — сказал я, бросив ей ключи.

Она прошла в дальний конец мастерской и открыла дверцу высокого серого шкафчика.

— Что тут записано? — спросила она, показывая мне кассету. — На наклейке стоит: «Восход солнца на Крите».

Я подбежал к Кэтрин. Она по ошибке открыла шкафчик Хикори, в котором оказались не только инструкция по изготовлению ожерелья, но и пара ярких полосатых, зеленых с белым, шнурков в коричневом бумажном пакете.

— Повесть о трех пленках, одна из которых все время была у меня под носом, — рассмеялся я.

— О трех? — спросила она. — С лихвой хватило и двух.

— Всего было три, — возразил я. — Единственная действительно важная, ценная и, может быть, уникальная — пленка, украденная Форсом. Форс передал ее Мартину, а тот, через Эдди, — мне. Прайем ее подменил, сдуру решив, будто получил ключ к миллионной мечте охотников за сокровищами. Обнаружив, что ошибся, он просто-напросто спрятал ее в машине Мартина. Именно эта пленка была позарез нужна Розе и доктору Форсу.

— А пленка про ожерелье? — спросила Кэтрин. — Вот эта?

— Пленку с инструкциями по изготовлению ожерелья я одолжил Мартину, и она находилась в его кабинете, пока Хикори не украл ее вместе с остальными. Он оставил ее себе, потому что для него она имела известную ценность. Он думал, что сумеет сделать копию ожерелья.

— Тогда какая же пленка — третья? — спросила Кэтрин.

— Та, которую Прайем взял в кабинете Мартина еще до того, как там побывал Хикори. Он положил ее в карман моего плаща. Эту пленку и украл Форс в новогоднюю полночь, считая, что на ней результаты онкологических исследований. Хотел бы я полюбоваться на его физиономию, когда он включил видак и обнаружил запись скачек.

С помощью Айриша я забрал из печи стекломассу и снова вылепил тело, ноги и гриву коня. Но на этот раз я не спешил и работал тщательно, вкладывая в статуэтку знания и навыки, которые усвоил сам и получил в наследство от дяди Рона. Я вылепил шею и голову благородного животного, его высокие скулы и твердую линию пасти. Гриву я сделал развевающейся, как при быстром галопе, и прикрепил ее к шее без единого шва.

Началось с того, что я подрядился исполнить заказ Мариголд и Челтнемского призового комитета. Завершилось тем, что я создал мемориал памяти моего верного незабвенного друга. Мемориал, достойный его мужества и мастерства.

Наконец вставший на дыбы конь вознесся над катальной плитой. Мы с Айришем быстро, но осторожно поместили его в печь для отжига, где ему предстояло охлаждаться — мало-помалу избавляясь от внутренних напряжений и нагрузок. Эта фигурка не должна была разлететься на осколки.

Я пошел с Кэтрин на похороны Пола Педанта. Садясь на мотоцикл после заупокойной службы, она являла собой задумчивую и подавленную женщину-полицейского.

— На сегодня у меня увольнительная. Куда бы ты хотел съездить?

— Я ни разу не был у тебя дома, может, туда и поедем?

Она не без озорства улыбнулась и пригласила меня на борт.

От окружного полицейского участка до ее дома оказалось меньше минуты езды. Она жила в одноэтажном бунгало на две семьи. Я сразу понял: это — не для меня.

Жизненное пространство полицейского в штатском отвечало букве и духу «Приключений Алисы в Стране чудес» и «Зазеркалья». За кухонным столом сидели Мартовский Заяц и Болванщик, оба более чем в натуральную величину, и засовывали в чайник Соню. У двери в ванную сверялся с часами Белый Кролик, а в гостиной танцевали кадриль Червонная Королева, Кухарка, Морж и Плотник. Стены были расписаны буйной зеленью и цветами.

Лицо у меня наверняка сделалось вконец обалдевшим. Кэтрин рассмеялась:

— Эти существа достались мне в шесть лет, после закрытия увеселительного парка. Я всегда их любила. Знаю, они глупенькие, но какая ни на есть компания. — Кэтрин сглотнула подкативший к горлу комок. — Они помогли мне смириться с потерей Пола. Ему они правились, он смеялся, глядя на них. Теперь, когда его нет, они стали другими. По-моему, я повзрослела.