Лев Портной - 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского

Повисла пауза. Дурасов кашлянул. Физиономии полковников Брокера и Парасейчука сделались кислыми.

Граф Ростопчин хотел что-то сказать, но выдал только невнятное «э-э», а принц Евгений, глядя на Федора Васильевича, продолжил:

— И еще, граф. Вам предписано оказывать любое содействие графу Воленскому.

— Но сегодня в Мамонове я встречался с Кутузовым. И фельдмаршал ничего не сказал мне, — возразил генерал-губернатор.

— Предполагаю, что вопрос о графе Воленском возник уже после того, как вы убыли в Москву. Фельдмаршал имел беседу с генералом Платовым, — пояснил принц Вюртембергский.

— Долго же он, Платов… — невольно сорвалось с моих

уст.

— Он пьян был несколько дней кряду, — объяснил принц.

Федор Васильевич, догадавшийся, что я передал через казацкого атамана сообщение фельдмаршалу, с неудовольствием взглянул на меня и произнес:

— Но я не понимаю, — что? Что такого в этом шпионе? Он как-то распознал о Леппихе. Так что же? Теперь об этом все знают. Что же теперь тратить силы на поимку?

Полковник Дурасов смотрел на генерал-губернатора с надеждой. Я мысленно поблагодарил атамана Платова и, слегка улыбнувшись, развел руками и сказал графу Ростопчину:

— И кстати, ваше сиятельство, прикажите вернуть мне шпагу.

Федор Васильевич кивнул Булгакову, тот поклонился и вышел.

— Граф, это письмо фельдмаршал попросил передать вам лично в руки. — И его высочество принц Евгений протянул мне конверт. Я спрятал его под сюртук и поклонился принцу. Поморщившись, граф Ростопчин отвернулся.

Парасейчук что-то говорил на ухо Брокеру. Тот слушал и делал какие-то неопределенные движения головой — то ли кивал, то ли покачивал ею в недоумении. Я подошел к ним.

— Вы говорили про Теплый Стан, — понизив голос до угрожающего шепота, сказал я. — Это она распустила лживые слухи о том, что шпион я. Знаете зачем?

Я выдержал паузу — они не ответили.

— Затем, — продолжил я, — что она предпочитает сдаться мне, нежели остаться в руках тех, к кому угодила сейчас.

Брокер и Парасейчук в недоумении переглянулись. Более не обращая на них внимания, я повернулся к Дурасову:

— А вы, милостивый государь, прекрасно понимали, о ком шла речь, когда я вас спрашивал о маленьком толстом купчишке. Или будете утверждать, что слыхом не слыхивали о Гавриле Яковлевиче Яковлеве?

Полицеймейстер Дурасов попятился и бросил беспомощный взгляд на генерал-губернатора.

— Отвечайте, где его найти? — приказал я и уточнил на всякий случай: — Яковлева!

— Я не знаю, — ответил полковник Дурасов.

— Как это — не знаете? — напирал я.

— Это не в моей компетенции, — пробормотал он и отступил еще на пару шагов.

— Кто знает? — повысил голос я и уставился на полицеймейстера Брокера.

Тот отрицательно покачал головой. Никто из присутствующих не ответил.

— Тогда вот что! Вы двое, — я окинул взглядом Брокера и Дурасова, — немедленно доставьте сюда подполковника Касторского. И если поторопитесь, может быть, как-нибудь сумеете оправдать свое бездействие.

— Андрей, — произнес граф Ростопчин требовательным и одновременно доверительным тоном, — что в ней такого, в этой шпионке?

— Простите великодушно, ваше сиятельство, — ответил я. — Я связан словом, которое дал его величеству.

— Хорошо, пусть будет так, — недовольным голосом сказал граф. — Но сдается мне, что здесь вопрос чьих-то личных амбиций.

— Неужели вы полагаете, что и светлейший князь сейчас занят чьими-то личными амбициями? — спросил я.

— Не знаю, что и думать. — граф Ростопчин сокрушенно покачал головой. — Выходит, дело не в сведениях о подготовке сжечь Москву.

— Ваше сиятельство, — сказал я, — мы сожгли Смоленск, мы оставляем руины за собой. Поверьте, Бонапарту хватит проницательности и без агентурных донесений понять, какую участь уготовили мы Москве.

— Значит, дело не в Леппихе, — промолвил он. — Но зачем тогда понадобилась твоя затея с воздушным шаром?

— И кто она? — поинтересовался принц Георг. — Что за дама?

— Это, ваше высочество, та самая дама, о которой мы говорили с вами в Твери.

— Это… это невероятно! — воскликнул принц Ольден- бургский.

— И так бывает, — сказал я. — Позвольте спросить, ваше высочество, как ваша супруга ее высочество Екатерина Павловна?

— Все хорошо, благодарю вас, — промолвил принц Ольденбургский. — Родила сына, мы нарекли его Петром.

— Примите самые искренние поздравления!

— Благодарю вас! И все же, граф, вы уверены, что эта дама…

Отворились двери, вернулся Булгаков, за ним в кабинет вошли полицеймейстер Брокер и начальник фельдъегерского корпуса подполковник Касторский. Александр Яковлевич протянул мне шпагу.

— К сожалению, именно так. Это графиня Селинская. Селинская по мужу, — сказал я принцу Георгу и вздохнул. — Простите, господа, но я смогу раскрыть подробности только после доклада фельдмаршалу Кутузову.

— Мы должны оказывать всяческое содействие графу, — напомнил принц Евгений.

— Чем могу быть полезен? — спросил подполковник Касторский.

— Я должен знать, где найти вашего агента Яковлева, — сказал я.

— Моего агента? — замешкался подполковник.

— Вашего, вашего! — нетерпеливо повторил я. — Яковлев Гаврила Яковлевич. Сыщик, который развозит зажигательные снаряды по тайникам и готовит команды поджигателей.

Подполковник Касторский перевел взгляд на генерал- губернатора. Тот кивнул. Николай Егорович нахмурился, показав своим видом, что подчиняется против своей воли.

— Идемте со мной, — сказал он мне.

— Простите, господа. — Поклонившись их высочествам и генерал-губернатору, я вышел следом за подполковником.

В приемной я столкнулся с полковником Парасейчуком и надворным советником Косынкиным.

— Я с вами, — без церемоний объявил Олег Николаевич.

В глаза Вячеслава смотреть было стыдно, но, к моему удивлению, он встретил меня как старого друга.

— Я кое о чем должен напомнить, — с заговорщицким видом произнес он.

— Ты уж прости, что так вышло, — сказал я.

— Да ты о чем?! — отмахнулся Косынкин. — Да всякое ж бывает! Я не в обиде! А Мохову и вовсе на пользу! Совсем он Настеньку затиранил!

Мы вышли на улицу.

— Тут недалеко, — сказал подполковник Касторский. — Моя коляска к вашим услугам.

Как только мы тронулись, Косынкин обвел торжествующим взглядом меня и полковника Парасейчука и выдал:

— Генеральное сражение произошло двадцать шестого августа!

— Да. И что? — с недоумением воскликнул я.

— Вы забыли?! — ликовал Косынкин. — А я еще в Петербурге говорил, что это произойдет двадцать шестого августа! Это день Зверя!

— А-а, вот ты о чем! — воскликнул я.

Теперь в том, что Косынкин не держит на меня зла, сомнений не оставалось.