Энн Грэнджер - Убийство в приличном обществе

После моего ухода все круто изменилось. Бенедикт, по словам Изабеллы Марчвуд, впал в ярость и запретил ей показываться ему на глаза. С чего вдруг такая внезапная перемена? Я не мог не предположить, что это каким-то образом связано с моим визитом. Что такого я тогда сказал? Может быть, вначале его злость на компаньонку приглушалась горем и потрясением? Но после моего прихода и моих расспросов он понял, что ведется следствие… Его не оставят наедине с горем. Расследование вызовет шумную огласку; его отношения с женой подвергнут пристальному рассмотрению, в личную жизнь вторгнется не только полиция, но и пресса. Такое излишнее внимание способно повредить его делам. Бенедикту нужно было на кого-то свалить вину. Обвинить в случившемся себя он не мог; подозреваю, такое ему просто не было свойственно. И он обрушился на Изабеллу Марчвуд. Ее наняли для того, чтобы уберечь от вреда Аллегру, а она не исполнила свой долг. Для Бенедикта все было очень просто. То, что в тумане затаился убийца, не умаляло ее ошибки.

А может быть, я, несмотря на свою осторожность, посеял в нем семена сомнения и он догадался, что преступление — не случайность? Его жена встретилась в тумане с опасным маньяком, который подкарауливал одиноких женщин или же именно ее? Может быть, Бенедикт втайне подозревал, что его жена не сбилась с пути, она шла именно в Грин-парк… Возможно, он стал подозревать, что Аллегра изменяла, а Марчвуд покрывала любовников. В таком случае его гнев вполне понятен.

Я вспомнил, что Изабелла Марчвуд с самого начала чего-то боялась. Да, она была огорчена, потрясена, охвачена горем, но, кроме того, она была напугана. Если она скрывала роман хозяйки, у нее имелась веская причина бояться Бенедикта, да и меня тоже. Мои вопросы ей не нравились. Но кого еще она боится? Что я упустил?

— Брошь! — воскликнул я, и мои попутчики неодобрительно на меня покосились. Я поспешил извиниться, и они снова уткнулись в газеты и книги. Некоторые смотрели в окно, время от времени бросая на меня настороженные взгляды.

Изабелла Марчвуд встревожилась, когда услышала, что мы побывали у Тедески и тот подтвердил, что они с Аллегрой на самом деле заходили к нему. Она не боялась, что ювелир опровергнет ее рассказ, потому что он уже подтвердил его. Они действительно побывали у Тедески. Откуда же страх? «Что он сказал?» Вот что она меня спросила. Что в самом деле Тедески сказал полиции? Что могло каким-то образом опровергнуть ее историю?

Выяснить это можно было единственным способом: необходимо сейчас же пойти к ювелиру. Я пошел в Берлингтонский пассаж, как только вернулся в Лондон, но Тедески уже ушел. По словам продавца, он вернется лишь назавтра около одиннадцати. Пришлось попросить передать, что зайду повидаться с ним.

Я вышел из пассажа на Пикадилли и посмотрел на часы. Без четверти пять; день быстро угасал. Но Ангелис должен быть еще в галерее. Я направился туда.

Меня встретил Фрэнсис Грей, который с невозмутимым, как всегда, видом сообщил, что мистер Ангелис с радостью примет меня у себя в кабинете.

— Что, дела не идут? — спросил я, оглядевшись. Кроме меня, никого не было.

— Если не считать репортеров, никто не заходит, — ответил Грей. — Хотя сегодня даже господа из газет переместились куда-то в другое место.

— Наверное, вашим постоянным клиентам не хочется, чтобы их имена упоминали в связи с этим ужасным преступлением, — предположил я.

Грей кивнул:

— Дела не пойдут на лад, пока все не закончится.

— Ну а что владелец, мистер Бенедикт? Приезжал он в галерею после… трагедии?

— Нет, сэр. Но мы его и не ждем, — холодно ответил Грей. — Мистер Бенедикт в трауре. Сюда, прошу вас.

Поставленный на место, я подчинился.

Ангелис поздоровался со мной вежливо, правда, хереса на сей раз не предложил.

— Чем могу вам помочь, инспектор? В самом деле, мне нечего добавить к тому, что я вам рассказал в прошлый раз. — Он развалился в кресле и скрестил холеные руки на груди. Сегодня на нем был жилет из черной с золотом парчи. По животу тянулась толстая золотая цепь, на которой висели карманные часы. Я заметил, что он носил и кольца — также золотые. Как и в прошлый раз, Ангелис показался мне слишком экзотическим для дымного Лондона.

— Интересно, — как бы между прочим начал я, — нет ли среди ваших постоянных клиентов некоей миссис Скотт, которая живет в Клапаме. Она вдова. Насколько я понимаю, ее муж был военным.

После продолжительной паузы Ангелис кивнул:

— Это имя мне знакомо.

— Она покупает у вас картины? — спросил я.

Ангелис нахмурил густые черные брови:

— Инспектор, позвольте узнать, почему вы интересуетесь?

Я мог бы заметить, что вопросы здесь задаю я, но мне не хотелось восстанавливать его против себя.

— Наверное, вы понимаете, мистер Ангелис, что наши розыски редко проходят по прямой, — объяснил я, словно извиняясь. — Постоянно всплывают дополнительные обстоятельства. Мы спешим все выяснить и более не тратить на них время.

Он понимал, что лучшего ответа не услышит.

— Миссис Скотт покупает у нас картины — не часто, но покупает.

— Она хорошо разбирается в живописи?

Он поджал губы, но вынужден был ответить откровенно. Я задал вопрос, касавшийся сферы его деятельности, а он дорожил своей репутацией.

— Инспектор, могу я быть уверен, что мои слова не выйдут за пределы этой комнаты?

Я кивнул. Что бы ни сказал Ангелис, вряд ли мне придется обсуждать в суде художественный вкус миссис Скотт или его полное отсутствие.

— Как вы верно подметили, покойный майор Скотт был военным. И он, и миссис Скотт попали в число тех европейцев, что вынуждены были несколько месяцев находиться в Лакхнау во время осады пятьдесят седьмого — пятьдесят восьмого годов. Во время осады майор Скотт подхватил лихорадку и умер. Миссис Скотт также болела лихорадкой, но выздоровела, когда гарнизон был освобожден, и стало возможным получить медицинскую помощь. В годы брака она повсюду ездила с мужем и, несмотря на ужас, пережитый ею в Лакхнау, и смерть супруга, сохранила любовь к живописи с ориентальным сюжетом: караваны, кочевники, стоящие лагерем в пустыне среди развалин древних городов, базары, одалиски из гарема и тому подобное. Сюжетов очень много, так как Восток сейчас в моде. Но не все картины, которые нравятся миссис Скотт, отличаются замечательным качеством… — Ангелис прикрыл рот рукой и негромко кашлянул, подыскивая нужные слова. — Миссис Скотт прежде всего интересует сюжет; обычно она равнодушна к манере письма и способностям художника… Вы меня понимаете?

— Да, понимаю, — кивнул я.

Ангелис поспешно продолжал:

— Инспектор, мы не торгуем мазней. Надеюсь, вы так не думаете! Но миссис Скотт питает слабость к определенным художникам, не обязательно к тем, которых порекомендовал бы я. Она поручает мне покупать картины этих художников и сразу же сообщать о них ей.